Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 4

— Не будем смущаться, — предложил Лева. — Он знает путь, и Он силен сохранить тебя, переплавить, и ты будешь сильным работником на нивах Его.

— Дай Бог! — сказал Юрий. — Главное — это веру сохранить…

— Если бы мы не имели этих испытаний, — заметил Лева, — то, возможно, не были бы способны на жертвенный трудовой путь. А теперь Сам Господь будет воспитывать, укреплять, чтобы мы меньше занимались земным, а посвятили себя делу. Когда они доехали до станции Петропавловск (это был Петропавловск казахский), начальник конвоя выкликнул Леву и некоторых других с вещами.

Друзья быстро распрощались. Леву ссадили, а Юрия Рязанцева повезли куда-то дальше, в Сибирь.

Друзья расстались. Надолго ли? Неужели встреча только на небе? Если люди не знают ни милости, ни сострадания, то Бог — Он милосерд. Он силен, Он знает, Он любит, Он усмотрит…

Прибывший этап повели в большую Петропавловскую пересыльную тюрьму. Сюда прибывали этапы осужденных из разных частей России. Здесь формировали новые этапы и направляли в различные лагеря.

Камера, куда попал Лева, была большая, с обширными двухэтажными тарами по обеим сторонам стен. Была масса всевозможного народа. Особенно много было с Кавказа — чеченцев, ингушей. Большинство было по 58-й статье — «враги народа».

Вся эта атмосфера для человека, впервые попавшего в пересылку, показалась бы дикой. Все утопало в табачном дыме, кругом раздавались ругань, сквернословие. Люди ссорились из-за каждой мелочи, нервы у всех были взвинчены до крайности.

Но для Левы это было не ново. Не первый и не второй раз в жизни он попадает в пересылки. Конечно, но не мог сказать, как обычно говорят рецидивисты: «Кому тюрьма, а мне — дом родной».

Лева никогда не мог свыкнуться с тюрьмой. Это было страшное дело, где нет моральных устоев, где веселье и радость вызывают грязные анекдоты, где Христос, Его любовь, как бы вовсе отсутствует для этих людей, опустившихся от злобы. Здесь ему трудно, трудна дышать — и физически и духовно. Но он верил и понимал так, что если Бог привел его сюда, то, стало быть, он нужен, он на пути к лучшему.

Среди заключенных ходили слухи, что ближайший большой этап формируется в Джезказган, на медные рудники. Как ни скрывала его от них администрация, это из всех лагерей были самые страшные, режимные.

Заключенные волновались. Никому не хотелось попасть в Джезказган, или, как его называли, степной лагерь Шахты, руда — вот все производство этих больших лагерей Лева молился.

— Господи, Ты Один знаешь, что для меня лучше. Мне говорят «там плохо». Если возможно, избавь меня от этих медных рудников, не введи во искушение, но избави от лукавого! Отче, прославь имя Твое!

В определенное время многие горцы — чеченцы и ингуши — как по команде, расстилали свои платки, преклоняли колена и начинали молиться Аллаху. Никакие поверки, окрики не могли оторвать их от молитвы. Молитва Аллаху была для них священна. Когда после отбоя все стали ложиться спать, Лева преклонил колени и стал молиться. Никто не помешал ему. Утром он сделал то же, обращаясь к Всевышнему.

— Ты в Бога веруешь? — спросил его пожилой чеченец.

— Да, верую, — ответил Лева, — за веру и попал сюда.

— О, это хорошо! — сказал чеченец.

Скоро его пригласили на левые верхние нары, где были кавказцы. И молодые, и старые, они смотрели на него дружелюбно, и один, самый старый из них, сказал, что все они очень уважают верующих.

— Кто в Бога верует, у того есть совесть, — сказал кавказец. — Кто в Бога не верует — совесть пропадает — плохой.

Кавказцы тоже очень волновались, в какой этап их направят.

— Я не боюсь, — сказал Лева. — Но только я верю, что Бог направит меня в самое лучшее место. Он избавит от лукавого.

— Это хорошая вера, — сказал молодой осетин. — У нас там тоже есть такие верующие, как ты, осетины.

— Смирнский! — раздался голос надзирателя. — Лева вскочил, подошел к, двери. — Собирайся на свидание, к тебе жена приехала.

— Как же она могла узнать, что вы здесь? — раздались голоса заключенных. — И так быстро приехала!

— Я молил Бога, — сказал Смирнский, — и с молитвой вручил надзирателю маленькое треугольное письмо, адресованное домой. Вот, видимо, оно и дошло.

Леву вывели из камеры, повели коридором, ввели в другое здание, и там, в углу коридора, одетая в шубу, закутанная в шаль, ждала его жена Маруся.

— О, как я рад, что ты приехала! — воскликнул Лева. — Это необыкновенно!

— Да, как только я получила маленькое треугольное письмо, тотчас собралась и выехала. И знаешь, я уже была на свидании у папы.

— Как, разве папа здесь? — спросил Лева.

— Да, — сказала Маруся. — Ведь он кончал срок ссылки в Кокчетаве, но, видимо, злые люди, что осудили тебя, дали туда сигнал, чтобы его не освобождали. И его снова арестовали, быстро провели следствие и осудили на заключение в лагеря.

— О, Боже мой, Боже мой! Ведь он такой старенький! Что они от него хотят?

— Он там, в ссылке, работая фельдшером, продолжал общаться с верующими и читал Евангелие, вот и вся причина.

— Да как он выглядит? — спросил Лева.

— Дали нам свидание через решетку, он такой старенький, с длинной бородой, весь дрожит от холода. Ведь сейчас такой холод завернул здесь. Снег сыплет, вьюга. Я с трудом дошла к тебе. Он спрашивал о тебе. Я сказала, что ты получил 25 лет. Он удивился. Удивился не только отец Левы — Сергей Павлович — удивились и надзиратели которые присутствовали «Какое же преступление он сделал?»

— А как ты попала к папе?

— Он сообщил мне, что находится в. Петропавловске, и дал адрес верующих, которые его посещают с передачей. Я приехала прямо к ним, они направили меня вначале на свидание к папе. Мы побыли у него, а потом уже я стала искать тебя. Отец сидит в другой тюрьме.

Нельзя выразить словами, как радостно было для обоих это свидание. Но оно пролетело как миг. Маруся передала Леве передачу, ободряла его, он взаимно ободрял ее. Они расцеловались и расстались — надолго.

Когда Лева с передачей вернулся в свою камеру и стал угощать заключенных съестным, — все наперебой расспрашивали его о жене.

— Мы долго были в разлуке, она прошла весь фронт — и осталась верна. У нас маленький ребенок, ему 15 октября будет 2 года.

— О, твоя жена необыкновенная, достойная жена!

— Да, моя жена как ангел Божий, — сказал Лева. — Сколько любви и заботы она вкладывала, когда я учился и когда меня брали в тюрьму..

Прошло еще несколько дней, и Лева был направлен с этапом на медные рудники в Степлаг.