Виктор Мизиано - Пять лекций о кураторстве

Таким образом, когда мы говорим, что куратор является носителем живого знания, что в свою практику он инвестирует всего себя, это неминуемо предполагает, что он выступает администратором своего жизненного ресурса. Производитель нематериального продукта, он является носителем нематериальной институции, выстроенной им из собственного существования. Именно это имел в виду Мишель Фуко, введя понятие gouvernamentabilite, которое по-русски принято переводить как «управляемость», хотя данный перевод не передает всю полноту смысла сконструированного французским философом понятия. Составленное из двух слов, – gouvernamente (управление) и mentalite (мышление) – оно отражает характерную тенденцию нашей поздней современности: властные установления не столько насаждаются нам извне в приказном порядке, сколько укореняются в сознании и повседневной практике, и, оставаясь неосознанными, становятся каркасом нашей субъективности.

Есть у Фуко еще одно понятие, применимое к описываемой ситуации. Проникновение властных установлений в организацию человеческого существования он именовал биополитикой. Молодые люди регулярно задают мне вопросы: как стать куратором? Какие шаги для этого нужны? Как встроиться в систему? Подобные вопросы вряд ли бы возникли, если бы речь шла о музейном кураторстве или начале академической карьеры, где существуют всем очевидные этапы. В случае же независимого куратора, не связанного со стационарной институцией, встраивание в систему предполагает подчинение себя некой модели отношений и связей, адекватной организации собственного существования. Чтобы стать куратором, надо стать субъектом соответствующей биополитики.

Впрочем, биополитика на территории искусства отправляется и через целый ряд реальных институций. Пример тому – резиденции, которых в России фактически не существует, в то время как в западном мире они крайне распространены и финансируются из публичных или частных источников. Резиденции предоставляют (на разных условиях) художнику, куратору или критику временное пристанище, оснащенное всем необходимым для полноценной работы, а подчас обеспечивают прожиточными средствами. Цель таких институций – собрать под своей крышей творческую и экспертную среду, создать им условия для работы и обеспечить временную стабильность в их прекарном существовании. Одновременно они встраивают их в систему взаимного общения, а также в более широкий институциональный контекст. Плодотворность подобных институций я испытал и сам. В 1992 году, в начале профессиональной карьеры независимого куратора, я был гостем парижского Фонда Картье. Именно там я впервые встретился с целым рядом коллег, с которыми мне впоследствии довелось сотрудничать. Плодотворным стало и пребывание в Париже в самом начале разворачивания художественной парадигмы 1990-х, что позволило мне уловить формировавшееся тогда на интернациональной сцене умонастроение и подхватить целый ряд идей, которые определяли мою работу в последующие годы.

Наряду с этим очевидно, что через резиденции система искусства осуществляет отбор новых участников и поддерживает статус тех, кто в нее уже включен. Очевидно, что именно таким образом она воспроизводит тот порядок вещей, который систему устраивает, так как, встраивая в свое функционирование творческих субъектов, она, с одной стороны, поддерживает их на плаву, а с другой – уводит от соблазна предложить в качестве искусства то, что системой не предусмотрено. Наконец, встраивание резиденциями своих интернациональных гостей в локальный контекст обогащает местную сцену, придает городу статус культурного центра, способствует его продвижению в конкуренции городов, регионов и стран. Так художественная биополитика пересекается с более широкими политическими и экономическими интересами. Система современного искусства посредством создания и контроля «автономных» зон «художественной активности» канализирует потенциально подрывную «творческую энергию» (что стало особенно очевидным после событий 1968 года).

И все же, если мы говорим о классической системе искусства, какой она сформировалась к 1980-м годам, то несомненно, что, в полном согласии с идеями Лумана, она по преимуществу «автономна», «самореферентна» и «автопоэтична». А это значит, что, строясь по принципу «включения/исключения», она должна гарантировать эстетическую неоспоримость того, чему она придает художественный статус. Добиться этого она может через целый ряд процедур, а также гласных и негласных установлений.

Одним из таких установлений является следующее: право на суждение система передает экспертам. Экспертность подтверждается не субъективными обстоятельствами – интеллектуальной и историко-художественной эрудицией индивидуума или же остротой его видения искусства. Экспертность предопределена его местом и функцией в системе: они должны быть таковы, чтобы незаинтересованность суждения эксперта не ставилась под сомнение. В первую очередь здесь имеется в виду, что на выбор куратора не могут повлиять коммерческие и политические интересы. Регулируется же это сложившимися нормативами профессиональной этики, отслеживающей ситуации конфликта интересов.

Куратор может организовать выставку в коммерческой галерее, критик может написать статью в сопровождающий ее каталог, но этот труд должен быть оплачен фиксированным гонораром, а не процентами с продажи произведений. В последнем случае эксперт теряет свое право на суждение, поскольку он заинтересован в капитализации своего экспертного суждения и, следовательно, может быть заподозрен в необъективности. По этой же причине галерист и дилер хоть и могут быть (и часто являются) людьми большой культуры, обладающими тонкостью суждений и неоспоримой порядочностью, но система не будет принимать это в расчет, так как доверие к суждениям этих фигур поднимает цены на работы выбранных ими художников и, следовательно, повышает их благосостояние. Поэтому куратор не может сочетать организацию некоммерческих выставок с дилерством, как не может получить и материальное поощрение (не только себе лично, но даже в бюджет проекта) от галериста или художника за включение той или иной работы в выставочный проект.

Приведу характерный пример. Общественности стало известно, что директор одного американского музея имеет в личном собрании работы художника, чью персональную выставку он провел в своем музее. Подобная ситуация была расценена как конфликт интересов: ведь персональная музейная выставка неизбежно поднимает авторитет художника и, следовательно, цены на его произведения. Чтобы спасти репутацию и, возможно, сохранить место, директор подарил имевшиеся у него работы данного художника в собрание вверенного ему музея.