Александр Каревин - Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины

Столь же несостоятельно стремление Таировой-Яковлевой увязать гетмана с Нарышкиными в связи со свадьбой царя Петра в январе 1689 года. Тогда Мазепе была послана грамота с известием о радостном событии и угощение от «праздничного стола». «Сам факт самостоятельных действий Нарышкиных от лица Петра уникален и крайне интересен. А то, что Нарышкины поторопились установить контакт с Мазепой, тем более», — дает свой комментарий «ученая» дама (с. 73).

Это, пожалуй, самое курьезное место в «монографии». Известно, что церемония царских свадеб включала рассылку гонцов с грамотами и угощениями во все концы страны. Сама сочинительница сообщает, что тот же посланец вез аналогичные грамоты киевскому воеводе и митрополиту (но сделать исходя из этого логичный вывод у Татьяны Геннадьевны не получается). Придавать таким рассылкам иное значение, кроме чисто церемониального, нет ни малейших оснований.

Аналогичный уровень знаний проявляет Таирова-Яковлева, повествуя об отношениях гетмана с приверженцами правительницы Софьи. Внимание здесь концентрируется на истории с портретом царевны, изготовленным на заказ черниговским мастером Л. Тарасевичем и его помощником. Появление портрета (его потом доработали, изобразив Софью со всеми регалиями на фоне двуглавого орла, и в таком виде растиражировали) рассматривается в книге как «пропагандистский» шаг, направленный на подготовку к захвату правительницей единоличной власти. «Удивительно, как этот практически центральный эпизод правления Софьи, столь тесно связанный с Украинским гетманством, никогда не затрагивался исследователями истории Украины», — недоумевает «ученая» дама.

Исследователи истории Украины эпизод этот затрагивали еще в ХIX веке (хоть и не считали его «центральным») [31] Г(орленко) В. Старинная южнорусская гравюра // Киевская старина. 1890. № 1. С. 53–54; Уманец Ф.М. Указ. соч. С. 86. . Другое дело, что Татьяне Геннадьевне о сем ничего не ведомо. Да и интересует ее не сам портрет, а выдуманное ею же участие гетмана в его изготовлении: «Невозможно представить, что Мазепа не имел никакого отношения ко всей этой истории, где главную роль играли украинские граверы» (с. 70).

«Невозможно представить» — естественно, не аргумент. Тем более что наша сочинительница не имеет представления о многом из того, о чем пишет. Она выстраивает короткую логическую цепочку: Тарасевич — Баранович — Мазепа (Тарасевич из Чернигова, а Мазепу объединяли «теплые и дружеские чувства» с черниговским архиепископом Лазарем Барановичем). На основании чего и следует абсолютно нелогичное, на мой взгляд, заключение о несомненной принадлежности гетмана к «украинским участникам изготовления портрета» (там же). Через несколько страниц тезис повторяется: «Мазепа принимал самое непосредственное участие в изготовлении «царских» портретов Софьи» (с. 83).

Здесь хорошо прослеживается «творческий» метод Таировой-Яковлевой. «Невозможно представить» быстро превращается в категорическое утверждение, якобы точно установленный факт. Желаемое выдается за действительное. Забегая вперед, стоит указать на подобные примеры дальше. В главе 3 затрагивается мятеж Петрика, причем говорится: «Не исключено, что тайным вдохновителем восстания был соперник Мазепы, генеральный писарь Василий Кочубей» (с. 103). «Не исключено» — это пока что предположение. Но в главе 6 «роль В. Кочубея в восстании Петрика» без всяких доказательств станет уже не подлежащей сомнению (с. 210).

В главе 8 читаем: «Можно предположить, что Мазепа не только сам хорошо знаком с шахматами, но и игрывал партии с Федором Алексеевичем (Головиным. — Авт. ), так как писал ему, что настало время сделать полякам «шах и мат» (с. 257). Довод не бесспорен (и сегодня шахматные, футбольные, боксерские термины употребляются в разговорной речи не одними спортсменами), но строить предположение действительно можно. Откроем, однако, главу 9, где предположение становится утверждением: «Мы знаем, что он (Мазепа. — Авт. )… играл в шахматы» (с. 288). И в примечании: «Об игре в шахматы автор узнала из письма И. Мазепы Ф.А. Головину» (с. 447).

Возвращаясь к главе 2, стоит остановиться на освещении «ученой» дамой переворота 1689 года. В предыдущей «монографии» Татьяна Геннадьевна выставила гетмана эдаким «серым кардиналом», задумавшим и осуществившим отстранение Софьи от власти. «Аргумент» в пользу этой версии сочинительница привела один: за десять лет (!) до описываемых событий Мазепа приезжал в Москву и вел «долгие, смелые разговоры» с думным дьяком Ларионом Лопухиным, «отцом Евдокии, жены Петра» [32] Таирова-Яковлева Т.Г. Мазепа. М., 2007. С. 79. , а значит, по мнению Таировой-Яковлевой, был связан с Нарышкиными. Учитывая, что в Кремле тогда сидел другой царь, Софья не была правительницей, Мазепа гетманом, а Евдокия женой Петра, «весомость» такого «доказательства» можно не обсуждать. Однако в процессе создания новой «монографии» отпало и оно. Таирова-Яковлева выяснила: собеседником будущего гетмана в 1679 году был не Лопухин, а Ларион Иванов. Признав ошибку и возложив вину за нее на С.М. Соловьева, «ученая» дама… вновь завела речь об «активной роли» Мазепы в перевороте (с. 89).

Никакие доказательства для этого Татьяне Геннадьевне не нужны. «Почему Мазепа не принял сторону Голицына? На самом деле это очевидно. Голицын и Софья придерживались внешнеполитического курса, который Мазепа (как и Самойлович) совершенно не разделял: мир с Польшей, отдача Правобережья, война в Крыму», — пишет она (с. 80).

На самом же деле очевидно, что сочинительница не разбирается в том, о чем вещает. У Мазепы не было никаких оснований предполагать, что с отстранением царевны внешнеполитический курс Москвы изменится (он и не изменился). Никакой «активной роли в перевороте» гетман не играл. От него ничего не зависело. Заявление автора «монографии» о будто бы имевшейся у Мазепы возможности «в кратчайший срок» организовать марш казацких войск на столицу, на что якобы рассчитывали Софья и Голицын (там же), следует отнести на счет чрезмерно разыгравшегося воображения «ученой» дамы. Сама же она не один раз утверждала, что Софья и ее окружение (в том числе Голицын) гетману не доверяли (с. 64, 72–74, 386), что Мазепа «не пользовался популярностью среди казаков» (с. 74), был окружен «личными врагами и соперниками» (с. 76), мог положиться только на «немногих» (там же). Какое уж тут активное участие в заговоре и организация марш-броска?

Указание на то, что, будучи выдвиженцем Голицына, гетман вышел сухим из воды («Вспыльчивый молодой царь, ненавидящий все, связанное с именем сестры и ее фаворита, должен был иметь очень вескую причину, чтобы становиться добрым гением Ивана Степановича», (с. 88)) также несостоятельно. Петр ненавидел совсем не «всё» и не всех. Он умел отличить по-настоящему близких к царевне и Голицыну от служивших им в силу обстоятельств. Г. Косагов и Е. Украинцев, хотя и считались приближенными фаворита, как и Мазепа, были прощены. И Таирова-Яковлева пишет об этом (с. 81).