Александр Каревин - Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины

Есть в главе географическая ошибка, целиком перенесенная из предыдущей «монографии». Как бы ни настаивала «ученая» дама (с. 166), а Белая Церковь находится не на Волыни. Да и восстание Семена Палия на значительную часть этой области не распространялось, а следовательно, польская власть там не ликвидировалась, хотя Татьяна Геннадьевна и уверена в обратном (там же).

Из прочих ошибок: соглашение 1625 года между поляками и казаками правильно называть Куруковским, а не Куркуновским (если это опечатка, то слишком объемная). В перечень городов, предназначенных стать полковыми по этому соглашению, сочинительница забыла добавить Канев (с. 152). Много ошибок в главе 6 «Казацкая старшина времен И.С. Мазепы». Остается только недоумевать, читая, например, сообщение Таировой-Яковлевой о том, что термин «малороссийский» «появляется примерно с конца 50-х гг. ХVII в.» (с. 202). Она указывает (вероятно, как на один из первых случаев применения сего слова) на письмо Юрия Хмельницкого (1660 год). Но наименования «Малая Русь», «Малая Россия» (соответственно и прилагательные к ним) известны с ХIV века. Первоначально книжные, к началу ХVII века они получают всенародное распространение. В 1638 году гетман Яков Остряница обращается с универсалами «ко всему посполитому народу малороссийскому» и к казакам, живущим «по обеим сторонам реки Днепра на Украйне Малороссийской» [37] Величко С. Указ. соч. Т. 4. Приложения. Киев, 1864. С. 131, 140. . 1648 годом датированы универсалы Богдана Хмельницкого к «малороссийским по обеим сторонам реки Днепр шляхетным и посполитым большого и меньшого чина людям» [38] Акты , относящиеся к истории Западной России. Т. 5. СПб., 1853. С. 78. (уж эти-то документы должен знать всякий претендующий на то, чтобы считаться исследователем истории Украины ХVII века).

«В историографии господствует установившийся штамп, что большинство казаков и старшины не поддержали Мазепу после его перехода к шведам в 1708 году», — сетует «ученая» дама (с. 213) и тужится сей штамп опровергнуть. Опровергать ей вновь-таки приходится себя, ибо в той же «монографии» несколько ранее признается, что гетман «оказался в 1708 году практически в изоляции, не поддержанный ни большинством казаков, ни большинством старшины, не говоря уже о крестьянах» (с. 90).

Опровержения, однако, не получается, и вот уже Татьяна Геннадьевна начинает искать причины, по которым казаки в массе своей не последовали за гетманом. Она указывает, что казацкие полки были разбросаны на большой территории и на значительном расстоянии друг от друга, находились в расположении великороссийских войск. Поэтому, мол, перейти к шведам не смогли, хотя, надо полагать, очень хотели. Также и позиция населения, согласно точке зрения сочинительницы, была «весьма неоднозначна» (с. 213).

Согласиться с этими утверждениями никак нельзя. В ходе вторжения шведской армии в Малороссию возможностей присоединиться к Мазепе и у казаков, и у других жителей края было предостаточно. Малорусы, однако, хранили верность государю. Стремление же «ученой» дамы изобразить их потенциальными предателями сильно отдает украинофобией, против которой Таирова-Яковлева громогласно выступает на словах. Хотя дело, наверное, не в «фобиях», а в элементарном невежестве профессора Санкт-Петербургского университета. Оно (невежество) проявляется и дальше.

«После Мазепы в Украинском гетманстве появляется и приобретает силу совершенно новая волна старшины, чужаков, не имевших «казацких» корней», — читаем в книге (с. 214). Насчитав на протяжении ХVIII века четыре «чужих» рода, сочинительница усматривает здесь причины того, что «автономные идеи все меньше будут популярны в среде старшины» (с. 216). Между тем появление «волны чужаков» в составе старшины началось гораздо раньше, чем «после Мазепы». Количество лиц иноземного (чешского, польского, еврейского и т. д.) происхождения среди мазепинцев, то есть в числе выразителей «автономных идей», весьма значительно. Да и впоследствии украинское движение в немалой степени подпитывалось как раз чужаками, а не природными малорусами.

Другие ошибки главы: датирование 1725-м (вместо 1723-го) годом смерти Павла Полуботка (с. 214) и именование Василия Кочубея генеральным есаулом (а не генеральным судьей) — этот ляп сочинительница безоговорочно переписала у украинского историка И. Крипьякевича (с. 218).

Из ошибок главы 7 «Мазепинское барокко» выделяется упорное наименование Киево-Могилянского коллегиума применительно к XVII веку академией (в каковую коллегиум превратили лишь в 1701 году). Ту же неточность Татьяна Геннадьевна допустила в предыдущей «монографии». Подвергнувшись критике, она решила настоять на своей правоте: «В 1658 году статус академии был дан киевскому коллегиуму Речью Посполитой по условиям Гадячского договора» (с. 226). Дело, однако, в том, что в Гадячском договоре (который, замечу, в силу так и не вступил) говорилось немного другое: «Академию в Киеве его королевская милость и сословия коронные разрешают основать, которая будет пользоваться такими же прерогативами и вольностями, как Краковская академия» [39] Гадяцька унія 1658 року. Тексти // Гадяцька унія 1658 року. Київ, 2008. С. 24. . То есть речь шла всего лишь о намерении создать академию в будущем.

Примечательно (даже забавно), что в одной из своих статей «ученая» дама утверждала, будто соответствующий пункт соглашения в Гадяче вообще названного учебного заведения не касался. Он, дескать, предусматривал «основание еще одной (кроме существующей с 1633 года Киево-Могилянской) академии» [40] Таїрова-Яковлева Т.Г. Гадяцька угода — текстологічний аналіз // Там же. С. 34. . Воистину, надо быть «специалистом» уровня Таировой-Яковлевой, чтобы вообразить, будто в небольшом (в то время) провинциальном Киеве польское правительство собиралось открыть две академии, тогда как в крупнейшем научном центре Польши Кракове существовала одна академия (не говоря уже о крупных городах без академий).

Еще один яркий ляп на ту же тему: «В стенах Киево-Могилянской академии был написан «Вирш» на погребение гетмана П. Сагайдачного (1622 год)» (с. 224). Заявление интересное, но на момент смерти и погребения Сагайдачного ни академии, ни коллегиума в Киеве не существовало.

Следующая ошибка тоже из истории высшей школы. Открытый в 1700 году Черниговский коллегиум объявляется сочинительницей «вторым высшим учебным заведением в Восточной Европе» (с. 229). Университеты в Вильно и Дерпте она, судя по всему, не учитывает, а «Греко-славянскую академию в Москве» считает вузом только с 1701 года, когда ректором там стал Стефан Яворский (с. 247). С последним утверждением можно полемизировать, но для «спора за второе место» это непринципиально. Коллегиум в Чернигове все равно тут московской академии не конкурент. Он высшим учебным заведением не являлся, о чем есть весьма авторитетное (и, разумеется, неизвестное Таировой-Яковлевой) свидетельство местного архиерея [41] Лазаревский А.М. Черниговский коллегиум в начале ХVIII в. // Киевская старина. 1895. № 10. С. 3. .