Михаил Домогацких - Последний штурм

Бакалавр университета, он до поры до времени спокойно преподавал теорию связи в военной школе, пока перед ним самим не замаячил Вьетнам. Нет, он не испугался, он просто решил изучить хоть какую-то литературу об этой стране. Понять, что же в конце концов она из себя представляет. Почему Вьетнам, который девять американцев из десяти не знают даже, где находится, вдруг завладел Америкой. Газеты, телевидение, кинохроника, страшные, полные крови и ужаса фильмы постоянно бьют по нервам людей и говорят при этом о высоком предначертании, историческом долге, бескорыстии Америки. Каждый день слушая или читая о войне, он, в сущности, ничего не знал о Вьетнаме конкретного. Он выписал через библиотеку несколько книг, и они привели его в странное, раздвоенное чувство. Он узнал, как идет там война, как много гибнет с обеих сторон людей. Были книги, которые рассказывали о героях, безжалостно уничтожающих коварных вьетконговцев. Но были такие, которые говорили совсем о другом: о варварстве, дикости, беспощадной свирепости морских пехотинцев, чувствующих себя героями, когда уничтожают безоружное мирное население или зверски истязают пленных. Дональд не знал, кому верить, что считать за эталон, чем восхищаться и что осуждать. И надо же было такому случиться, что именно в это трудное для себя время он увидел по телевидению передачу об американском солдате, которого судили за дезертирство. Солдата звали Фрэд Чард, он не собирался ехать во Вьетнам. Можно было сжечь повестку, как теперь делали многие, уехать куда-нибудь, не оставив адреса, или прямо сказать, что ему нечего делать за десять тысяч миль от дома, но последнее грозило военным трибуналом. Отец, боясь неприятностей для всей семьи, уговаривал его быть благоразумным и не делать ошибочного шага. Так Фрэд попал во Вьетнам, но уже через несколько месяцев, увидев, что там происходит, разобравшись, что к чему, решил дезертировать. Он стал тщательно готовиться к этому, подбирать товарищей, таких же, как он сам, считавших, что это не их война. Командир прослышал о том, что у него в роте неблагополучно, пригласил к себе Чарда и, выслушав его откровенные мысли, понял, что дело зашло уже далеко.

— Вот что, парень, — сказал командир, — я вижу, что ты порядочный дурак. Если не одумаешься, у тебя могут быть большие неприятности, Фрэд. Учти это.

Фрэд «одумался» и дезертировал. Его подвело непредвиденное: давно безотказно действовавшая линия по переправке дезертиров в другие страны где-то дала осечку, и Фрэд оказался в тюрьме военного трибунала. На суде он вел себя, по мнению судей, вызывающе, и ему дали три года каторжных работ. Когда телевизионные журналисты уже после суда задали ему вопрос, почему он так поступил, Фрэд не колеблясь ответил:

— Надо быть круглым идиотом, чтобы идти убивать ничего не сделавших тебе плохого вьетнамцев только потому, что они чем-то мешают нашим военным или нашей администрации. И для этого еще надо подставлять под пули свою собственную голову. По-моему, нам там делать нечего, и большинство ребят нашей части думают то же самое. Лучше тюрьма, чем война во Вьетнаме.

«Но опасное развитие антивоенных настроений отдельными судебными процессами вряд ли удастся остановить, — подумал Хэлмс, — они теперь идут даже из-за рубежа».

— Я хочу поручить вам, полковник, ответственную миссию, — с улыбкой сказал Хэлмс явившемуся к нему полковнику Мэрфи, — ответственную и деликатную.

— В нашей фирме, сэр, насколько позволяет мне судить собственный опыт, все миссии или ответственные, или деликатные, — в тон шефу ответил Мэрфи.

— Это верно, полковник, верно. Учитывая ваш опыт, я решил направить вас сначала в Стокгольм, потом, если потребуется, в ряд других стран. И дело будет заключаться в следующем…

Полковник Мэрфи хорошо понял замысел шефа: нужно было войти в доверие к людям, порвавшим с войной, узнать их планы и, если потребуется, избавиться от наиболее опасных элементов известными ЦРУ методами, поскольку их дела стали входить в орбиту большой политики и приносить ей ущерб. Мэрфи в душе был полностью согласен с шефом. Но он не думал, что миссия будет столь трудной. Долгие часы провел он в беседах с Уильямом Джонсом, двадцатидвухлетним парнем, ставшим председателем Комитета американских дезертиров. Худощавое лицо, обрамленное баками и черной бородкой, густые, сросшиеся брови, глубоко сидящие внимательные, чутко реагирующие на настроение собеседника глаза. Грамотная, логичная речь: Билл хотел стать священником и поэтому учился ораторскому мастерству и умению экспромтом произносить проповеди.

— Билл, неужели ты веришь, — спросил как-то Мэрфи, прикинувшись чуть ли не единомышленником бывшего солдата, — что члены комитета, пусть их будет еще больше, в десять раз больше, могут заставить Америку покончить с войной во Вьетнаме?

— Нет, не верю. Это было бы нелогично, если бы я так думал.

— Тогда чего же вы хотите добиться?

— Видите ли, сэр, когда-то, еще учась в университете в Чикаго, я прочитал у одного ученого запомнившуюся мне фразу: «Человек — всего лишь тростинка, причем самая слабая в природе. Но… тростинка думающая». И вот мы, думающие тростинки, хотим стать частицей того движения, с которым уже не может не считаться администрация Вашингтона. Мы хотим, чтобы Америка ушла из Вьетнама, возместила этой стране хотя бы частичку того ущерба, который мы нанесли ей, — всего возместить мы не в силах, так много мы там наделали бед, — и, наконец, надо заставить наше правительство уважать право других народов жить так, как они хотят.

Доверчивый, не подозревавший, с кем имеет дело, он откровенно рассказывал, как постепенно зрело у него недовольство войной, каким путем попадают дезертиры в другие страны.

Правда, вначале, когда Мэрфи спросил его, как солдаты из Вьетнама попадают в Европу, Билл задумался: стоит ли раскрывать карты? Но его сомнения, колебания были слишком слабой защитой против методов опытного работника ЦРУ, сумевшего легко обмануть своего собеседника.

— Большинство дезертиров, — решился в конце концов Билл на откровенность, — покинули Вьетнам «Маршрутом восходящего солнца», — и, заметив удивление на лице Мэрфи, добавил: — Да, да, через Японию. Там действует японская антивоенная организация «Бэхэйрэн». Все заботы по переправке американских солдат в другие страны она берет на себя. Когда меня послали из Вьетнама в командировку в Штаты через Японию, я для себя решил, что назад не вернусь, дезертирую. Но не знал, как это сделать, а мое начальство само помогло.

«Смотри, Билл, — говорил мне майор, вручая документы, — будешь в Японии, не связывайся с людьми из «Бэхэйрэна», они ведут подрывную работу против нашего участия во Вьетнаме». Поэтому первое, что я сделал, прибыв в Японию, разыскал японских ребят, которые и помогли мне добраться до Швеции. Теперь уже тысячи таких, как я, находятся в Мексике, Голландии, Франции. Сейчас мы стараемся установить более тесные контакты друг с другом. Это очень нужно для борьбы с безумством. У нас хорошие связи с представителями Национального фронта освобождения Южного Вьетнама и Швеции, во Франции и других странах, где есть такие представительства. Вот посмотрите, — Билл порылся в карманах и достал значок Фронта освобождения, — я иногда надеваю его, потому что наши взгляды на войну во Вьетнаме совпадают с позицией Фронта.