Вильгельм Мейер - Начало и конец мира

Мировые тела движутся в пространстве и постоянно приближаются друг к другу; эти солнечные атомы, находящиеся в молекулах Млечных Путей, при этом кругообороте образуют новые большие атомы, неделимые на этой более высокой ступени развития. Так миры переходят в своем росте из одной стадии развития в другую; из атомов образуются Солнца, а Солнца являются только атомами для своей стадии развития. Мы не знаем ни начала, ни конца этого кругооборота в развитии миров.

Мы не знаем никакого предела, ни вверху, ни внизу, в этом постепенном развитии природы; не существует такого предела и для дальнейшего развития миров впереди.

Некоторые думают, что жизнь всех миров когда-нибудь должна прекратиться, потому что в почти абсолютно холодном мировом пространстве массы, лежащие на очень больших расстояниях друг от друга, должны будут в конце концов настолько охладиться, что примут температуру холодного мирового пространства, т. е. достигнут абсолютного нуля. Вследствие этого прекратятся все круговые движения атомов и молекул, а поэтому прекратятся и зависящие от теплоты все химические и физические явления. Таким образом, наступит полное равновесие всех сил, и поэтому полный покой. Это состояние назвали энтропией мира, которая, будучи однажды достигнута, должна продолжаться вечно. Таким образом, мир шел бы навстречу смерти, из которой нет больше возрождения.

Однако, мы с этим не согласны. Если даже когда- нибудь прекратятся внутренние движения атомов в молекулах, при охлаждении до абсолютного нуля, то как раз молекулы станут тогда атомами более высокой степени развития, на которую поднимется мир, все еще очень далекий от вечной смерти.

Если даже когда-нибудь материя всей солнечной системы сожмется до максимальной плотности, так что внутри этого атома мирового тела уже больше не будет двигаться ни одна мельчайшая частичка, то она все же сохранит поступательное движение в пространстве, какое имеется у первичных атомов, и найдет поэтому когда-нибудь равный ей атом — мировое тело, с которым она образует новую молекулу. Образование этой новой молекулы может произойти вследствие страшного столкновения, которое разорвет эти мировые тела на первичные атомы, чтобы, соединяясь затем, создать опять новые миры. Но об этом подробнее будет сказано в следующей части этой книги.

Рис. 27. Развалины Мессины .

Один писатель, с богатой фантазией, как-то утверждал совершенно серьезно, что вся земля — это одно живое существо. Он, может быть, и прав, потому что, действительно, очень трудно провести строгую границу между мертвым и живым, как это ни кажется легко на первый взгляд. Конечно, всякий знает, что камень мертв и что мы живем. Но по каким признакам мы узнаем это? Обычно отвечают: по произвольному движению, по ощущению, по сознанию. Но большая часть нашего тела состоит из костей; кости сами по себе не могут произвольно двигаться, они не обладают ни чувствами, ни сознанием.

Скелетом Земли, как живого существа, является сам земной шар, на поверхности которого располагаются живые существа. Отдельно существующие клетки все более и более соединяются в один организм и связываются внутренней тесной зависимостью. Так вырастают все живые существа из одного клеточного ядра. Лишь мало-помалу разделяются функции клеток, которые вначале все были совершенно однородны.

Возникает государство клеточек точно так же, как созидаются государства людей. Как в этих государствах отдельный индивидуум имеет только отчасти свободу вследствие возложенных на него общих обязанностей, так и каждая клеточка нашего тела сохраняет только до известной степени свободу. Например, кровяные тельца только по-видимому совершенно свободны, они должны участвовать в общем токе кровообращения. Они кишат в наших кровеносных сосудах совершенно так же, как люди на многолюдных улицах города, и порой какая-нибудь из них пристает к стенке именно там, где это может быть полезно для построения целого. Можно привести тысячи подобных примеров.

Но, в конце концов, это все же только удачные сравнения. По законам природы как мертвое, так и живое находится в процессе непрерывного органического созидания. Все вредное не может быть долговечным, потому что, разрушая тот организм, в котором оно существует, оно при этом погибает и само. Поэтому-то все полезное должно постоянно все больше и больше развиваться, приобретать все большие размеры и силу, потому что оно более устойчиво. Таким образом, в этом отношении нет никакой разницы между живой и мертвой природой.

Всюду, и в мировых системах, и в мельчайших соединениях вещества, в которые группируются химические атомы, и внутри клеточек, из которых строятся живые тела, царит вечная борьба за лучшее; худшее, в конце концов, всюду и всегда должно уступить место лучшему. Поэтому на всех ступенях развития природы существуют и рождение, и рост, и расцвет, а также увядание и смерть. Звезды и мировые системы возникают и погибают.

Такова же и участь Земли. Как бы счастливо и беспечно ни расцветала на ней жизнь, прогрессируя в течение миллионов лет, и она когда-нибудь должна прийти в упадок и исчезнуть.

Как же это может свершиться? Мы строим наши планы на годы, государственные люди на десятилетия и столетия, а окружающая нас природа, непрерывно развивающаяся в течение миллионов лет, достаточно жизнеспособна, чтобы просуществовать и дальнейшие миллионы лет. Но как же поверить тому, что все это должно иметь когда-нибудь конец? К чему же тогда это постоянное стремление к непрерывному развитию, если все это должно когда-нибудь опять обратиться в ничто? Почему мы все должны умереть? На все эти вопросы мы можем ответить словами Мефистофеля: «Все, что существует, достойно того, чтобы погибнуть».

Достойно смерти: это значит, что оно не достойно вечно жить. Мы живем в несовершенном мире, и поэтому старое должно умирать, чтобы могло жить молодое, более совершенное, более способное к большему совершенствованию. Таким образом, смерть является чем-то необходимым, полезным в процессе жизни всего целого, и гибель какого-нибудь мира должна служить прогрессу других миров во вселенной.

Но как же это возможно? Неужели между мирами, отстоящими друг от друга больше чем на сотни миллионов километров, существуют какие-либо иные взаимодействия, кроме тех, которые обусловливают их движение и взаимное их освещение? Изменилось бы что-нибудь в солнечной системе, если бы Земля со всем, что на ней находится, была совершенно раздроблена в куски и продолжала обращаться вокруг Солнца, как бесформенное облако пыли?