Знание—сила, 1997 № 02(836)

Акростихи сложнейшей формы и структуры наполняли в то время византийскую светскую и богослужебную литературу, грузинский акростих XI — XII веков граничит по изобретательности и сложности с фантастикой, с искусством слова и буквы, которое и не снилось современным мастерам пера.

В домонгольский период на Руси было широко распространено «Учительское евангелие», игравшее роль первого учебника, по которому языческая Русь приобщалась к основам^ христианства и письменности. С двойной педагогической целью в «Евангелие» включалась так называемая «Азбучная молитва»: стихотворный текст, излагающий основные положения христианской веры и организованный по акростишному тексту. На этом фоне присутствие акростиха в «Слове» надо считать не только возможным, а пожалуй, даже обязательным.

Ведь и несомненное наличие в «Слове» античных мотивов, образов и оборотов, причем не вторичных, а недвусмысленно указывающих на прямое воздействие Гомера и Вергилия, вызывает аналогичные подозрения, формирует очередную загадку «Слова». Добавлю также, что со времен Петра и не без воздействия его властной руки сюжеты и темы древнегреческой и латинской мифологии и литературы, образы и имена римских богов и героев получили широкое распространение в русской литературе XVIII века, в эпической поэзии Ломоносова, Хераскова, Петрова и Кострова, откликавшейся на громкие победы в войнах со Швецией и Турцией бесчисленными торжественными одами, поэмами и «ироическими песнями» во славу самого Петра, а также Суворова, Потемкина, Румянцева и других полководцев бурной екатерининской эпохи. Вероятно, поэтому защитники подлинности «Слова» так боятся согласиться с присутствием ярких рефлексов античности в «Слове».

И. Д.:— Однако в советской исследовательской литературе античные реминесценции в «Слове» хоть редко, но все же попадали в поле внимания.

1. Гибель французского воинства в Ронсельванском ущелье. Песнь о Роланде. Миниатюра из французской средневековой рукописи

2. Гибель русского воинства на Калке. Художник И. Воробьев

3. Французский рыцарь эпохи крестовых походов со щитом и стягом. Средневековая книжная миниатюра

А. Г.:— Да, но вы не уточняете, какую изначальную направленность несет это внимание. С легкой руки Николая Гавриловича Чернышевского отношение академической науки к присутствию в «Слове» античных элементов, прямо скажем, весьма скептическое. Как своеобразное резюме приведу слова видного специалиста Д. М. Буланина, приведенные в свежеизданной энциклопедии по «Слову»: «...Вопрос о прямом влиянии античной литературы на «Слово» может всерьез обсуждаться лишь в том случае, если расценивать поэму как позднейшую стилизацию или фальсификацию. Обращение книжника XII века за источниками вдохновения к сочинениям древнегреческих или латинских авторов было бы из ряда вон выходящим фактом, который потребовал бы коренного пересмотра всей истории древних славянских литератур».

Ну, что касается официозных историй славянских и древнерусской литератур, написанных в советское время, то они, без сомнения, нуждаются в основательном и как можно более срочном пересмотре. Ведь они оставляют практически без внимания огромный массив церковно-христианской литературы, богословие, гомилевтику и гимиографию, без которых невозможно понять и осмыслить становление и развитие русской литературы и русского литературного языка, а в конечном счете и всей русской культуры.

Г. Б.:— И все-таки все высказанное вами об отношениях «Слова» и античной литературы опять порождает если не сомнения, то дополнительные осложнения в решении проблем его синхронности своему времени, поскольку увлечение античностью относят к XVIII веку.

А. Г.:— Как это ни покажется удивительным, но парафразы и извлечения из античной и позднеантичной христианской литературы в древнерусских оригинальных рукописных источниках могут быть указаны даже для конца X — начала XI веков. Например, ответ Святослава I своим боярам, представляемый, кстати, в упомянутых курсах как живой и яркий образчик так называемого устно-фольклорного славянского творчества, в действительности представляет собой близкий к буквальному переводу парафраз отрывка из сочинения римского поэта и епископа V века Аполлинария Сидония, восходящего в свою очередь к «Георгикам» Вергилия.

В свое время академик А. С. Орлов сетовал: «Всем ясно, что текст «Слова» ритмичен, но никому не ясно, какой системе ритма он следует». Принципиальный ответ на этот вопрос был получен еще в прекрасной работе И. П. Еремина, существенные уточнения внесли работы о равноакцентных структурах в древнерусских поэтических текстах известного итальянского слависта Риккардо Пиккио, почти не переводившиеся и потому неизвестные русскому читателю.

Ритмичность «Слова» — это ритмичность хорошо организованной ораторской речи, она определяется принципами классической риторики, организацией потока речи в семиколоны, колоны и периоды. И по этому качеству ритмической организованности обнаруживается близость «Слова о погибели» «Слову о полку Игоревен. А ведь «Слово о погибели», так сказать, застраховано от подозрений в подделке, оно, безусловно, принадлежит XIII веку. Но эта риторическая просодия в «Слове» нагружена еще и великолепно развитой эвфонией. Старик Гомер, как известно, в своих звучных гекзаметрах так же очень похоже изображал бряцание стрел в колчане. Идейные, содержательные и художественные корреляции «Слова» обнаруживаются и в поэтике Вергилия. Например, буйный вождь рутулов Турн удивительно напоминает своей эпической характеристикой поведения в битве и даже именем Буй-Тура Всеволода.

Кроме того, текст «Слова» насыщен аллитерационными связями явно германского происхождения. Это заставляет рассматривать и древнегерманскую струю в поэтике «Слова».

Г. Б.:— Продолжим, однако, тему об античных элементах в «Слове». Получается, что они настолько органичны, естественны, ненарочиты для автора, что можно подумать, будто они вошли в обиход, во всяком случае, в привычную поэтическую практику.

А. Г.:- Да, так получается. Можно вспомнить, например, что отдельные античные авторы, в том числе

Гомер и Платон, облик которых был в значительной мере христианизирован, удостоились даже чести попасть в роспись Благовещенского собора Московского Кремля, на церковные фрески Пскова и Новгорода. В свое время Ватрослав Ягич писал: «Помимо литературы латинской, нет другой европейской литературы, которая наравне бы со старославянской в ее трех отраслях: болгарской, сербской и русской — усвоила в весьма древнем переводе весь огромный запас библейско-богословско-литургических произведений христианизированных греков». Петр Струве так прокомментировал это высказывание Ягича: «Это значит: национальное усвоение эллинско-христианской культуры славянами, только что принявшими христианство, было весьма интенсивным». Обе составляющие в этом определении «эллинско-христианская культура» представляются мне важными, обе они имеют непосредственное отношение к проблемам поэтики «Слова о полку Игореве».