Знание - сила, 1998 № 01 (847)

Наш великий кёнигсбергский математик Якоби думал так же; Якоби, чье имя стоит рядом с именем Гаусса и произносится с благоговением всеми, кто занимается нашей наукой. Знаменитый Фурье сказал однажды, что основная цель математики заключается в объяснении природных явлений, и Якоби обрушился на Фурье за это высказывание со всей мощью своего необузданного темперамента. Такой философ, как Фурье, возглашал Якоби, должен был бы знать, что единственная цель всей науки состоит в возвеличивании человеческого духа и что с этой точки зрения любая задача чистой теории чисел столь же достойна внимания, как и любая проблема, служащая приложениям.

Тот, кто способен почувствовать истинность возвышенного склада мышления и взгляда на мир, отчетливо слышных в этих словах Якоби, не поддастся отступническим и бесплодным сомнениям; тот не поверит тем, кто ныне с философской миной на лице и глубокомысленным тоном пророчествует о закате культуры и склоняется к мысли о непознаваемости мира. Для математика не существует непознаваемого, как, по моему мнению, его не существует и для естествоиспытателя. Философ Кант сказал как- то (указав в качестве примера неразрешимой проблемы), что науке никогда не удастся установить химический состав небесных тел. А через несколько лет Кирхгоф и Бунзен решили эту проблему с помощью спектрального анализа, и сегодня мы можем рассматривать самые далекие звезды как важнейшие физические и химические лаборатории, равных которым мы не можем найти на Земле. Истинная причина, по которой Канту не удалось найти неразрешимую проблему, по моему мнению, состоит в том, что неразрешимых проблем вообще не существует. Вместо непознаваемого, о котором твердят глупцы, наш лозунг гласит прямо противоположное:

Мы должны знать, мы будем знать. •

Перевод с немецкого Юлия ДАНИЛОВА.

Андрей Станюкович, доктор исторических наук

• Медный наперсный крест с распятием на лицевой стороне

Наверно, ни один из древних малых городов Северо-Восточной Руси не привлекал столь пристального внимания историков культуры, как Звенигород Московский. Небольшой укрепленный городок времени Юрия Долгорукого в коице XIV — начале XV века при талантливом полководце, деятельном и мятежном князе Юрт, втором сыне Дмитрия Донского, стал неприступной крепостью, соперничавшей с близкой Москвой. Городок — так называется средневековый звенигородский кремль — начиная с двадцатых годов нашего столетия неоднократно изучался археологами.

• Оборотная сторона креста с изображением Богоматери. Если догадка археологов верна, то крест из Звенигорода — не что иное, как первая из известных историкам русская воинская награда.

Так случилось, что археологические раскопки, давшие интереснейшие данные о застройке, укреплениях, жилых и производственных комплексах Звенигорода в XII—XVII веках, не принесли ничего нового с точки зрения историка древнерусского искусства. Все находки были совершенно обычны, заурядны для древнерусского города, что не очень вязалось с бытующими представлениями о Звенигороде как о блестящей столице удельного княжества с каменным Успенским собором, расписанным Андреем Рублевым.

И лишь совсем недавно средневековый Городок явил взорам исследователей новое, пока единственное в своем роде и, что чрезвычайно важно, точно датированное произведение древнерусского искусства.

Недавно мы с краеведом С. П. Петуховым осматривали распаханные участки древней крепости. На одном из огородов, с которого только что убрали картошку, наше внимание привлек какой-то слегка позеленевший предмет, торчавший из земли. К нашему изумлению, этот предмет оказался медным, так называемым наперсным крестом (их носили поверх одежд) с распятием на лицевой стороне и изображением Богоматери на оборотной.

Форма креста уже на первый взгляд отличалась изяществом, даже изысканностью. Рельефные изображения на нем выполнены в манере, напоминающей лучшие образцы отчасти новгородского, отчасти московского прикладного искусства. Но сама по себе находка древнего креста в старинном городе — не такая уж редкость. В православной Руси не было такого человека, который с Крещения до смерти не носил бы крест, и каждый хотя бы раз в жизни свой крест при различных обстоятельствах терял.

Уникальность креста в другом. Во-первых, удалось доказать, что крест был отлит здесь, в Звенигороде, вероятно, в княжеской мастерской. Причем, судя по технологии изготовления, не в одном экземпляре. Во-вторых, на оборотной стороне креста есть датированная надпись. Если перевести ее па современное летоисчисление, она звучит так; «В лето 1393-е сии крест стяжал раб Божий...». «Стяжать» — значит приобрести, получить, снискать. Имя «раба Божьего» не было написано, но для пего па кресте оставлено место. Другие кресты из той же «серин» были отлиты с такими же надписями, и на каждом впоследствии должно было быть выгравировано имя «стяжавшего». Наша находка является пробной отливкой.

И самое главное: историки знают такие надписи «о стяжании» на произведениях прикладного искусства, но их очень мало, и все они сделаны на уникальных, драгоценных предметах. Ни на одном древнерусском медном кресте (а их известны многие сотни) такой надписи нет.

Год изготовления креста знаменателей в истории Звенигорода тем, что князь Юрий Дмитриевич принял активное участие в военных действиях против Новгорода. Незадолго до этого возник московско-новгородский конфликт из-за неуплаты Новгородом дани Орде, что должен был контролировать московский князь. В феврале 1393 года «велякын же князь Василей Дмнтриевичь посла дядю своего князя Володимера Андреевича и брата своего князя Юрья Дмитреевичя ратию на Торжек и много повоеваша новгородекыих волостей, а сами седоша в Торжькоу». Военные действия продолжались до середины ноября и закончились тем, что Новгороду пришлось выполнить все требования Москвы. Для восемиадцатилетиего князя Юрия это была первая (но не последняя) крупная победа. Участие звенигородцеь во взятии Торжка и других событиях 1393 года не вызывает сомнении. За семь лет до этого московская, коломенская, звенигородская, можайская и другие рати участвовали в аналогичном походе па Новгород Дмитрия Донского.