Знание-сила, 2008 № 07 (973)

Правда, мне трудно отнести к таковым именно феминистическую тематику. Прежде всего потому, что женская эмансипация входила в программу большевиков, надлежащую быть исполненной во что бы то ни стало. Как и коллективизация, индустриализация, урбанизация, она должна была, во-первых, создать лик нового мира, в котором все равны, во-вторых, несколько подрывала традиционный институт семьи и делала народонаселение более управляемым; наконец, наверное, самое существенное: она была потенциальным источником трудовых ресурсов для построения коммунизма в отдельно взятой стране. Этим потенциалом в полной мере воспользовался Хрущев, когда другие источники оказались исчерпаны. Именно при нем детей в массовом порядке начали сдавать в общественные телятники, где разучивали с ними стихи о дедушке Ленине, пока матери стояли у станков, таскали тяжести и ломом били замерзшую землю, закладывая фундамент светлого будущего. Никто, конечно, насильно детей у матерей не отнимал; просто идеология эмансипации к тому времени настолько глубоко проникла в сознание широких женских масс, что такой выход из положения казался им вполне приемлемым. Главным стимулом было, разумеется, само это «положение»: на одну зарплату даже непьющего мужа содержать семью было несколько затруднительно.

Короче говоря, экономическая и идеологическая эмансипация женщин, казалось, была осуществлена на территории реального социализма в полноте, которой сильно не хватало многим другим программам большевиков. Как многим казалось, даже в излишней полноте. Во всяком случае, до ремонта железнодорожного полотна женскими руками можно было бы и не доходить. Возможно, я и сама стала одной из многочисленных жертв идеологической обработки; во всяком случае, половые различия не кажутся мне столь существенными, особенно когда речь идет, например, о профессионализме.

Тем не менее исследований женской доли в СССР и в современной России достаточное количество, причем оплаченных уже не только западными феминистскими организациями: мы теперь и сами можем себе позволить модненькое. И самый беглый их просмотр подтверждает известное правило: хороший исследователь всегда остается хорошим исследователем. Тем более, если он занимается культурной антропологией и для него — в данном случае для нее — это «своя» тема. Речь идет об известной и любимой многими за умение сочетать «модность» тематики с серьезной и глубокой работой исследовательнице молодежных и профессиональных субкультур Татьяне Щепанской, доценте Санкт-Петербургского университета. Тема «Конструкции гендера в неформальном дискурсе профессий» (переводить не буду, сами догадайтесь) лежит непосредственно в поле ее научных интересов.

Вот когда все так совпадает: компетенция исследователя с отличной возможностью ее реализовать — получаются не только интересные, неожиданные, но и значительные результаты, которые обычно сами превращаются в исследовательский инструмент куда более широкого применения, чем рамки заявленной темы. В данном случае Т. Щепанской в очередной раз удалось реконструировать и на конкретном материале продемонстрировать работу механизма «культурной наследственности»: как сохраняются и передаются следующим поколениям стереотипы общественного сознания, уже, казалось бы, утратившие адекватность реалиям социальной, экономической и культурной жизни.

Некоторая неожиданность: оказывается, профессии не делятся на «мужские» и «женские»; почти все профессии — мужские, сколько бы женщин в них ни работало. Особенно когда речь идет о высоком профессионализме и таком уровне компетентности, которым можно гордиться. Другими словами, профессионализм в общепринятых представлениях — чисто мужское качество. Хотя это до обидного несправедливо.

И общество длит эту несправедливость, воспитывая в ней следующие поколения. Т. Котлова и А. Смирнова сосчитали, что в наиболее распространенных в России учебниках русского языка и математики для начальной школы (там, где мама мыла раму, а продавец отпустил вам шесть яблок, чтобы вы разделили их на трех товарищей поровну) «частота обращений мужских профессий намного превышает упоминание женских (соотношение 88:12), причем спектр «мужских» профессий намного богаче... Как «мужские» в учебнике представлены 93% профессий физического труда и 79% — интеллектуального». Наблюдая за жизнью взрослых глазами учебника, младшие школьники видят мужчину исключительно за работой, а женщину за тем же занятием — только в 39% упоминаний о них.

Ж. Чернова анализировала представления о «мужской работе» в популярной прессе. По ее заключению, как «настоящие мужские» описываются самые высокооплачиваемые и дающие самый высокий статус.

«Маскулинная» составляющая любой профессии, обращает наше внимание Т. Щепанская, подчеркивается во множестве современных фольклорных текстов — в частушках, шутливых песенках, стихах, тостах за праздничным столом. Например, тост, ориентированный на сидящих за столом мужчин: «За тех, кто в море» («на промысле» — для рыбаков, «в поле» — для геологов, этнографов и т.д.), действительно воспринимается, да и произносится как чисто мужской. Для женщин предназначен другой тост, столь же (или даже более) обязательный в коллективном застолье и начисто лишенный всякого намека на профессию: «За присутствующих здесь дам».

Профессионализм тесно сплетается с сексуальной привлекательностью (разумеется, мужской, подчеркивает Т. Щепанская): одно как бы предполагает другое. Эта связь всячески подчеркивается в фривольных ритуалах посвящения новичков в профессии самые разные, от физиков до рабочих-строителей. Из тех же тостов за праздничным столом — самое невинное: тост связистов — «За связь без брака» или «Лучше связь без брака, чем брак без связи». Эту близость двух разных сторон жизни молодые люди ощущают как вполне естественную.

Профессиональное сообщество зачастую воспринимается как мужское братство. Обращение «мужики!» непроизвольно вырывается у членов такого сообщества даже в присутствии женщин — таких же профессионалов, как и они: такую сцену, например, описывала в разговоре с фольклористом женщина-архитектор. Иркутский выпуск «Комсомольской правды» к 8 марта представил читателям женщин «мужских профессий». Одна из них, бригадир сварщиков, с гордым смехом заявила, что «матерые» сварщики называют ее мужиком: «Я у них вроде авторитета».