Знание-сила, 2008 № 06 (972)

К. Кофод вернулся в Данию в 1920 году, был очень лоялен по отношению к России и писал только «о хороших сторонах деятельности советского правительства». Однако большевистское правительство в Россию ему вернуться не разрешило. Причина была в том, что большевикам стало известно о визите Кофода к вдовствующей императрице. В декабре 1923 года Кофод рассказывает об этом представителю советской России в Дании Цезарю Гейну: «...последний раз она (вдовствующая императрица.

— Ю.К.) пригласила меня 7-го ноября с.г. Приглашение я получил поздно вечером, а 9-го я должен был поехать в Италию. Значит, заехать я мог только 8-го. Признаюсь, мне даже в голову не приходило, что в таком визите может быть что-нибудь предосудительное...»

«Я видел в ней, как все датчане, несчастную, совершенно безвредную старуху, — писал в своих записках в МИД Дании Кофод, — которая не пользуется никаким влиянием, но зато общей симпатией населения. Я, кроме того, видел в ней человека, который во дни своего величия сделал мне добро. Если бы я сумел предвидеть, какие последствия мой визит может иметь...»

Императрица Мария Федоровна с дочерью, великой княгиней Ольгой

Тяжело встретившая весть о гибели царской семьи, вдовствующая императрица долгое время продолжала верить, что сын ее Николай II и его семья «чудодейственным способом» спасены. Она запретила ближним ей людям служить панихиды по членам царской семьи.

Когда Мария Федоровна вернулась из Англии в Данию, следователь Н.Соколов предпринял новую попытку встретиться с императрицей. Однако и на этот раз встрече не суждено было состояться. В последний момент пришла телеграмма от дочери, великой княгини Ольги Александровны, в которой говорилось: «Уговорите Соколова и Булыгина не приезжать».

Стало очевидно, что встреча была бы слишком тяжела для императрицы, в это время она уже серьезно болела и, конечно, не в силах была бы говорить с человеком, который собирался рассказать ей страшные подробности о смерти сына и всей семьи.

Однако Мария Федоровна через своих близких передала Соколову на продолжение расследования 1000 фунтов стерлингов. И он продолжил расследование, а результаты опубликовал в своей книге «Убийство царской семьи». Наконец-то правда стала достоянием широкой общественности, а для императрицы Марии Федоровны Соколов подготовил специальный доклад, в котором скрупулезно и документально изложил все обстоятельства дела об убийстве царской семьи.

Но мать продолжала по-прежнему ждать известий из России о том, что кто-то из ее сыновей и внуков остался все-таки в живых. Она пыталась получить свежую информацию и от своих соотечественников-датчан, работавших с большевиками в Советской России, в частности, от К.Кофода.

Кофод писал Гейну 17 декабря 1923 года: «.ни одним словом не спрашивала относительно внутреннего положения России, а лишь об убитых в Алапаевске великих князьях и княгинях. Я сообщил ей то немногое, что мне было известно об этом деле по сибирским сведениям, а она сказала, что это совпадает с тем, что ей уже передали...»

И все-таки она верила, что кто-то спасся. И веру в то, что императорская семья еще жива, постоянно поддерживала местная пресса. Была, между прочим, полная убежденность в том, что великий князь Михаил, брат царя, и великая княжна Анастасия живы. Говорили, что Анастасия живет в монастыре на Алтае, даже был известен ее адрес.

Время от времени в датских газетах появлялись статьи, рассказывающие о судьбах членов бывшей царской семьи. В 1924-м газета Berlingske Tidende напечатала серию статей княгини Ольги Путятиной о последних днях Николая II.

В начале 20-х годов газеты всех стран облетела весть о появлении спасшейся в Екатеринбурге младшей дочери царя Анастасии. На одной из берлинских улиц была найдена молодая женщина, которая попробовала свести счеты с жизнью. История ее чудесного спасения выглядела следующим образом. Ее вместе со всеми убитыми членами семьи повезли к месту захоронения, но по дороге ее, полуживую, спрятал какой-то солдат. С ним она добралась до Румынии, там они поженились, а что было дальше — провал. Самое странное, что Анастасию в ней признала Татьяна Боткина-Мельник, вдова доктора Боткина, погибшего в Екатеринбурге, а также сгоряча некоторые зарубежные родственники царской семьи, правда, впоследствии отрекшиеся от этого родства.

Великий князь Михаил

По воспоминаниям современников, Мария Федоровна высказала по этому поводу большие сомнения. В январе 1926 года Берлин посетила младшая дочь, великая княгиня Ольга Александровна, с мужем. После совещания с мнимой Анастасией — «племянницей», которой она приходилась еще и крестной матерью, много общалась с ней и потому прекрасно ее знала, Ольга Александровна наотрез отказалась признать в ней Анастасию.

Вот что она пишет другу семьи: «...пришлось нам съездить в Berlin, смотреть одну особу, о которой настойчиво говорят еще, что она моя младшая племянница. Газеты полны. Я не нашла ни малейшего сходства. Ужасно жаль этой бедной особы, она искренно верит, что она А.Н. (Анастасия Николаевна. — Ю.К.), и все вокруг нее поддерживают это. Пока никак нельзя доказать, кто она, а толков много, вы, наверно, слыхали об этом или читали всякую чепуху».

Однако история с Лжеанастасией еще долго занимала первые полосы мировых газет. С 1933 года проходили судебные процессы, на которых Анна Андерсен (Лжеанастасия) с переменным успехом отстаивала право называться Анастасией Романовой. В 1970 году Верховный суд ФРГ поставил в этой истории точку. В 1984-м портрет Анны Андерсен обошел мировую печать в траурной рамке.

Долгие часы просиживала теперь императрица в Видёре, держа в руках Библию, ту Библию, которую она когда-то получила от матери, королевы Луизы. «Я завидовал своей теще, — писал Александр Михайлович. — Ее слепая вера в истинность каждого слова Писания давала еще нечто более прочное, нежели просто мужество. Она была готова ко встрече с Создателем; она была уверена в своей праведности, разве не повторяла она все время: «На все Воля Божья!»

В 1928 году вдовствующая императрица из Праги получила письмо от русского инженера Николая Ипатьева, владельца того дома, где провели последние дни император Николай II и его семья. В письме содержалась просьба дать ему заем в 500 британских фунтов стерлингов. Автор письма сообщал также, что направил в адрес императрицы две акварели, найденные им в доме после убийства царской семьи, которые, как он полагал, принадлежали кисти великой княжны Ольги Николаевны. Письмо это хранится в Датском Государственном архиве.