Знание-сила, 2007 № 11 (965)

А. Стаханов. 1937 год

Сам ли Ежов сложил весь этот бредовый паззл, или под сталинскую диктовку? В это время они встречались почти каждодневно.

А.Д.: Но из этого еще не следовала необходимость превентивной «массовой операции» НКВД — вроде бы все могло обойтись серией точечных ударов по «верхам». Могло бы — да не совсем: упоминания о «партизанско-повстанческих формированиях» в Азово-Черноморском, Западно-Сибирском краях, «антисоветской казачьей организации» в Оренбургской области, о «бывших», о кулаках и т.п. — это уже эскиз широкой «социальной базы» заговорщиков.

А.Р.: Есть в ежовском перечне очень важное упоминание о западно-сибирской группе, «объединившей партизанско-повстанческие кадры среди спецпереселенцев». Похоже, именно на ней несколькими днями позже начнут отрабатывать механизм массового террора.

17 июня, еще до пленума, начальник Управления НКВД Запсибкрая Миронов сообщает в крайком, что в крае раскрыты две большие организации: одна - «кадето-монархическая», другая — эсеровская, обе совместно готовили восстание ссыльных: кулаков-спецпоселенцев и контрреволюционеров. Все это вместе названо «эсеро-монархическим заговором». Арестовано 372 человека, установлено еще 1317 участников заговора. Ну — очередной заговор, дело привычное. Но тут 28 июня — еще пленум идет! — Политбюро, по-видимому, по записке секретаря крайкома Эйхе, принимает постановление по Запсибкраю. Первое: создать для рассмотрения дел по «повстанческой организации среди высланных кулаков» (уже никаких не «эсеро-монархистов»!) специальную «тройку» с правом применения смертной казни, в составе начальника УНКВД Миронова, первого секретаря крайкома Эйхе и краевого прокурора Баркова. И второе: всех «активистов» расстрелять.

Мы не знаем никаких подробностей обсуждения доклада Ежова на пленуме, не знаем и того, как принималось решение по созданию этой первой «модельной» тройки. (А для нее модельными были точно такие же тройки, и с теми же правами, действовавшие в период коллективизации, а для тех — тройки 20-х годов «по борьбе с бандитизмом», так что ничего принципиально нового и тут не было: вернулись к испытанному старому средству). Но буквально через два дня после этого «частного» решения, 1 июля 1937 года, Политбюро принимает решение начать подготовку к «кулацкой операции» НКВД. 2 июля по всем обкомам, крайкомам и т.д. рассылается телеграмма. В ней нет никаких мифических «организаций», «заговоров», «шпионско-диверсионных сетей» и «террористических ячеек» (сочинять эту беллетристику придется уже в ходе операции самим следователям НКВД). Зато есть четкие социальные адреса будущей массовой операции, пока сравнительно узкий круг: раскулаченные крестьяне, вернувшиеся домой из ссылок и лагерей, плюс уголовники. Есть прямое указание, что с ними делать. Во-первых, взять на учет, пересчитать, разделив на две категории: «наиболее враждебных» и «менее активных» (то есть тех, чья «враждебность» никак не проявляется, но предполагается в силу их принадлежности к данной социальной группе), — и доложить в центр, сколько получилось тех и других. Во-вторых, создать в каждом регионе тройки по образцу новосибирской. После того, как цифры, а также персональный состав троек будут утверждены Политбюро, начнется собственно операция. Технология ее предельно проста: первую категорию — пропустить через тройки и расстрелять, вторую — выслать.

И.П.: Просто выслать, без всякого суда и следствия?

А.Д.: Ну да, а что тут удивительного. Сюжет накатанный, особенно после коллективизации. Сначала грузовик, столько-то килограммов багажа можно брать с собой, дальше столыпинский вагон... Или как-то иначе.

И.П.: Я все это много раз видела в кинофильмах о нацистах — они так загоняли евреев в гетто.

А.Р.Итак, со 2 июля начинается предстартовый отсчет времени. А 30 июля Поскребышев рассылает членам Политбюро для голосования проект оперативного приказа НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» (два нуля перед номером означают «совершенно секретно»). В приказе и в сопутствующих постановлениях уже все детально разработано: когда начать операцию, как она должна проходить, кто входит в состав троек, каковы лимиты на аресты и расстрелы, сколько денег выделить на оперативные расходы, на транспорт, на строительство новых лагерей, сколько лагерей, каких, где нужно построить, сколько нужно прислать из запаса офицеров, врачей и фельдшеров в лагеря. 31-го Политбюро приказ утверждает. С 5 августа начинается операция.

И.П.: Да ведь аресты и расстрелы уже идут!

А.Р.: Но не по решениям троек. Они ведь только и созданы этим приказом (кроме Запсибкрая, конечно). Едва ли не важнейшее — приказ определял конечный результат операции: по плану надо было за четыре месяца арестовать, провести следствие и исполнить приговоры в отношении почти 300 тысяч человек.

И.П.: И все это было сконструировано уже к началу июля?

А.Р.: Нет, конечно. За месяц план существенно изменился. Первое. Появился новый объект репрессий, с чрезвычайно расплывчатыми и невнятными границами — «другие антисоветские элементы». В ходе операции эти «другие элементы» составили очень значительную часть контингента, кое-где — самую многочисленную.

И.П.: Кто именно имелся в виду?

А.Д.: Да любые «бывшие»: купцы, дворяне, «церковники» — клир и миряне, меньшевики, эсеры, анархисты и т.д.. А эсеры, между прочим, когда-то были самой многочисленной партией в стране. Особенно азартно их вылавливали в Красной армии — очевидно, большевики испытывали некий душевный трепет перед эсером с оружием в руках. Тем более, что они, вместе с Троцким, эту самую армию и создавали.

Эта вставка «и другие антисоветские элементы» открывала перед чекистами полную свободу действий. И они этой свободой вовсю попользовались.

А.Р.Второе изменение в концепции «кулацкой операции», которое бросается в глаза, касается судьбы тех, кто будет отнесен ко 2-й категории. В решении Политбюро от 1 июля их предполагается выслать в административном порядке «в районы». А 447-й приказ обязал НКВД пропускать их, как и 1-ю категорию, через арест, следствие и «тройки», которые должны дать каждому из них от 8 до 10 лет лагерей.

Наконец, третье: сюжет с «лимитами».

После телеграммы Политбюро от 2 июля с мест начинают поступать отчеты: у нас, например, имеется 169 «активно враждебных», а ко второй категории, — «менее активных» — относятся 1327. Первые несколько дней Политбюро только «штемпелевало» эти отчеты (точнее — заявки): сколько состоит на учете «активистов», столько и расстрелять, сколько есть «второй категории» — всех сослать. Но после 10 июля они перестают это делать. Потому ли, что представленные «снизу» цифры показались Сталину заниженными, или потому, что не доверял он качеству чекистских учетов — трудно сказать. Но факт, что в приказе уже возникают новые цифры, почти всегда значительно большие и, главное — всегда круглые. Понимаете, какой принципиальный поворот кампании за этим стоит? В цифры, что посылались из регионов в начале июля, еще вкладывался какой-то свой смысл, чудовищный, зверский, но смысл. Региональные управления запрашивали районы, там поднимались картотеки оперативного учета, речь шла о конкретных людях — их подсчитывали, про них решали, кому умереть, кого оставить в живых, кого вообще пока не трогать. А новые цифры, заданные сверху, и этого варварского смысла не имели, за ними изначально ничего не стояло, никаких конкретных людей. Теперь не 169 расстрелять, а 200 или там 500. Круглые цифры — верный признак того, что всякая связь с реальностью потеряна.