Знание-сила, 2007 № 08 (962)

Вскоре на Дон удалось пробраться бывшим участникам Корниловского мятежа, сидевшим в тюрьме в Быхове. Их выпустили по распоряжению главнокомандующего Духонина, и они пробрались на Дон.

Надо сказать, что между генералами Алексеевым и Корниловым были весьма сложные отношения. Они очень не любили друг друга. Алексеев считал Корнилова выскочкой и, в общем-то, не без оснований, поскольку тот сделал совершенно головокружительную карьеру — начинал Первую мировую войну начальником дивизии и стал в 1917 году главнокомандующим. И, главное, как полководец Корнилов до этого уровня не дотягивал. Но это был, что называется, харизматический лидер, человек безусловной личной храбрости. Я не буду рассказывать его биографию — это сюжет отдельного разговора. Он прославился тем, что бежал из австрийского плена, пробрался в Россию, стал очень популярным, за ним шли войска, в него верили.

Алексеев арестовывал генерала Корнилова после Корниловского мятежа, правда, делал это в числе прочего для того, чтобы спасти жизнь этих генералов, которых просто бы солдатская масса растерзала. Хотя понятно, что особой любви по этому поводу у Корнилова к Алексееву не было. Отношения настолько острые, что ходили слухи о взаимных заговорах или об организации убийства, ни больше, ни меньше. Но постепенно удалось как- то урегулировать эти отношения и разделить власть. Сложился такой триумвират — Алексеев, Каледин, Корнилов. Каледин поначалу не очень гостеприимно встретил Алексеева и лишь постольку-поскольку поддержал «добровольцев». Но, в конце концов, поддержал всецело. Когда в Ростове произошло восстание, власть захватили большевики, и выяснилось, что у Каледина нет надежных донских войск; чтобы ликвидировать советскую власть, он обратился к Алексееву, и при помощи его ничтожных тогда сил Ростов был захвачен, советская власть ликвидирована. Тогда-то и было позволено Алексееву открыто агитировать за вступление в Добровольческую армию, до этого все шло по частным каналам: не было официально объявлено, что создается армия, и не был издан приказ офицерам идти в эту армию.

По мнению Деникина, если бы был издан четкий приказ, это могло бы подействовать на очень многих офицеров. Добровольчество — дело тонкое. А если офицер получает приказ — тем более от хорошо известного, знаменитого генерала, — он вполне мог пойти, доверясь ему.

В конечном счете, структура была такая: Алексеев ведал внешней политикой, финансами и вообще политикой. Корнилов был назначен командующим Добровольческой армией, и — я подчеркиваю это — появилось название «Добровольческая армия». Появилось оно 26 декабря 1917 года. На следующий день было официально об этом опубликовано в газетах.

Каледин ведал делами на Дону, генерал Деникин, который вечно мирил Алексеева и Корнилова, был назначен начальником первой дивизии. Что было весьма символично, поскольку вся Добровольческая армия не превышала 4 тысяч человек, и фактически он стал просто заместителем Корнилова, а потом и официально на тот случай, если кого убьют, чтобы было ясно, кто станет преемником, чтобы не было никакого разброда.

Так впоследствии и получилось, как мы знаем. Армия была удивительная по насыщенности генералами и старшими офицерами, там генералы командовали батальонами, полковники — ротами. Вся привычная субординация рухнула.

Что случилось дальше? Дальше под натиском красных Добровольческая армия была вынуждена покинуть Дон, по крайней мере, города. Было понятно, что превосходящим силам красных противостоять не удастся.

Мы точно знаем, когда начался знаменитый «ледяной поход». Начался он 9 февраля 1918 года, 22-го — по новому стилю. Знаем и место, где было сказано: «Мы отсюда уходим, и будем двигаться дальше», пока еще не определяя конечного пункта этого движения. Это было провозглашено Корниловым со ступенек парамоновского особняка на Пушкинской улице Ростова-на-Дону. Ныне это библиотека Ростовского государственного университета, здание сохранилось в том самом виде, в котором было.

Был спор, куда идти. Корнилов считал, что надо в верховья Дона, там перезимовать и потом уже смотреть, что будет, когда потеплеет. Алексеев, человек более грамотный и в военном отношении, и политически, чем Корнилов, считал, что идти нужно на Кубань. Если уйдем в верхнедонские станицы, могут отрезать — разольется Дон, с одной стороны, с другой — красные захватят железную дорогу, и все, тупик, деваться некуда. И негде раствориться. Вокруг же степи. И неизвестно, как к этим четырем тысячам человек отнесутся в этих станицах, смогут ли прокормить? Очень много вопросов, и потому он настаивал на походе на Кубань — там еще не было большевистской власти, и казалось, что кубанское казачество поддержит.

Так все время казалось, что то донские поддержат, то — кубанские. В конце концов, и решили идти на Кубань. Это и есть «ледяной поход», когда горстка добровольцев с боями прорвалась с Дона на Кубань. Это март — начало апреля 1918 года. Был целый ряд сражений, и в этих сражениях добровольцы неизменно били во много раз превосходящие численно войска красных. Почему, я думаю, понятно. Во-первых, отступать было некуда, шла война на истребление, причем с обеих сторон. Во-вторых, в военном отношении эта армия, хоть и малочисленная, существенно превосходила противостоящие им силы красных.

Поход отличался крайней жестокостью с обеих сторон. Деникин рассказывает совершенно жуткие вещи. Например — это было еще до выхода в «ледяной поход», — начальника железнодорожной станции Матвеев Курган красные зверски мучили, узнав, что двое его сыновей в Добровольческой армии, вспороли ему живот и закопали заживо в землю. Когда его тело выкопали, у него были скрюченные пальцы, и видно было, как он пытался разрыть землю, выбраться оттуда, но так и не выбрался. И вот один из его сыновей видит захваченных большевиков, и он как будто обезумел: схватил винтовку и нескольких из них на месте положил. Он не мог вести себя иначе. У Романа Гуля в его автобиографическом романе «Ледяной поход (с Корниловым)» описан эпизод расстрела пленных красноармейцев. И приходит какой-то офицер и говорит: «Есть ли желающие на расправу?», то есть, есть ли желающие расстреливать. И Гуль уверен, что никто не выйдет, ну как это? Оказывается, были желающие. И каждый из них что-то бормотал в свое оправдание, типа «у меня родных убили» или еще что-то. Добровольцы расстреливали, участвовали в смертной казни. Гуль после «ледяного похода» ушел из Добровольческой армии, потому что этого он не мог принять.

И у Деникина есть замечательный момент в его «Очерках русской смуты». Вот под Калиновской шел довольно ожесточенный бой, и большевики на удивление хорошо сражались. И кто-то из офицеров говорит: «Ну, большевики сегодня просто превзошли самих себя, так доблестно бьются». Кто-то сказал: «Ну, они же русские». И повисла жуткая пауза, вдруг они поняли, что делают.