Знание- сила, 2006 № 10 (952)

Наконец, наш век сформирован институтами и методами образования. Образование само по себе не есть источник восприятий, ценностей, знания и типов поведения; оно лишь передает их. Но даже в роли посредника оно оказало сильное влияние на мышление и образ действий в наш век и в наши дни. Дело в том. что образовательные системы, независимо оттого, насколько они широки, являются ограниченными каналами передачи. Они не могут передавать все ценности и верования, и поэтому то, что они отбирают для передачи, обретает особое значение. Стремясь познать вещи, мы расчленяем их, слишком высоко ценим специализацию, не чувствуем ответственности перед грядущими поколениями, считаем себя отличными от других наций и лаже ощущаем некое превосходство над ними, полагаем, будто мы отделены, отрезаны от природы — все это последствия того, как нас учили в школе и как формировалась наша личность под воздействием неформального и непрестанного образования в последующей жизни.

Наука и искусство, религия и образование сыграли решающую роль в формировании современности, и они также будут играть решающую роль в формировании будущего века. И если они хотят быть на высоте своей эпохальной ответственности, наука и религия, равно как искусство и образование, должны осознать свою роль и не забывать о своей социальной значимости. В этом отношении им еще далеко до зрелости.

Может быть, наука и несет е конечном счете ответственность за все наша проблемы? Но наука не создает невыносимые ситуации умышленно. Ученые — не злые гении, вознамерившиеся уничтожить мир.

Возьмем науку. Если не считать областей, основательно подпитываемых научно-исследовательскими грантами, например, связанных с изучением рака или СПИДа, а также с тем, что в смягченной форме принято называть "национальной обороной", ученые следуют только своим весьма специфическим интуициям и дистанцируются от насущных забот общества. В университетах и академиях преподавание наук и научные исследования поделены множеством перегородок на отдельные дисциплины, безотносительно к тому, имеют ли последние отношение к чему-либо во внешнем мире. Большинство ученых далеки от забот рядовых граждан и потеряли контакт даже с теми своими коллегами, которые работают в других областях.

Современные деятели искусства оторвались от действительности в еще большей мере, чем ученые. Художники творят в разреженной атмосфере студий, куда не дозволено проникать ни газетам, ни телевизионным программам, ни вестникам повседневной жизни. Историки искусства оценивают его так, как будто оно развивалось исключительно по своим собственным законам, — законам, установленным гениальными художниками и изменяемым только другими столь же гениальными художниками. Теоретики искусства анализируют его как отношение между художественным "объектом" и индивидуальным "потребителем", а критики настолько поглощены техническими деталями и стилем, что редко нисходят до обсуждения того влияния, которое искусство оказывает на общество, и отношения искусства к реальности. Высокое искусство порвало узы, связывающие его с популярным и, за редким исключением, предоставило последнему полное право решать вопросы социальной значимости.

Как ни странно это может показаться на первый взгляд, искусство было и продолжает оставаться столь же мощным действующим началом, как и наука.

Организованная религия столь же погружена в себя, как и специализированные области современной науки и изолированные друг от друга области современного искусства. Церкви, храмы и синагоги больше озабочены тем, как сохранить собственную целостность и одолеть противоборствующие религиозные группировки, чем попечением о душе своих собратьев по вере. Религиозные распри и местничество, регионализм все еще накладывают свой негативный отпечаток на практику главных религий. "Священные войны" все еще могут вспыхивать между "правоверными" и "неверными". Узколобое соперничество — прекрасная питательная среда для разжигания вражды — порождает конфликты и насилие во многих частях земного шара.

Образование не виновато, если упускает из виду социальную значимость преподаваемых дисциплин. Его вина состоит в том, что оно серьезно отстало, доводя до учашихся знания и идеи, создаваемые ведущими учеными, художниками и гуманистами современности. Учебные заведения действуют так, словно мир может быть четко разделен на независимые и суверенные нации-государства — на "мою страну" и на остальной мир. Кроме того, они согласно категориям науки XIX века делят системы знаний исходя из картины мира, разделенного на физическую реальность, мир живого и сферу человеческих целей и действий. Возникающее в результате деление культуры на научно-технологическую, социогуманитарую и гуманистически-духовную делает совершенно невозможным целостное мировоззрение. Погруженные в свои узкопрофессиональные проблемы, "специалисты" не могут проникнуться пониманием эпохальной роли науки, искусства, религии и образования.

Наука и технология, равно как и искусство, образование и религия, не создавали умышленно нынешнюю невыносимую ситуацию. Но даже если вина лежит не на них, они должны нести ответственность за создавшееся положение. Сообщества технологов, ученых, деятелей искусства, религиозные объединения и те, кто трудится на ниве просвещения, должны отринуть свои узкие интересы и приложить усилия ради построения нового, более гуманного и пригодного для жизни мира.

Аурелио Печчеи, итальянский промышленник и основатель Римского Клуба, в свое время точно указал проблему, заявив, что именно сегодня, когда человечество находится в расцвете своих сил, ему недостает мудрости, чтобы найти этим силам достойное применение. Современные лидеры отнюдь не стремятся вызвать коллапс нации или корпорации с помощью некой глобальной травмы. И все же их усилия иногда приводят именно к таким результатам. Примером тому может служить Китай.

В материковом Китае 22 % мирового населения сосредоточено на 7 % земель, культивируемых во всем мире. Ясно, что земля в Китае эксплуатируется интенсивно. Крестьяне владеют собственными наделами и могут продавать свою продукцию на открытом рынке. Они выручают немного денег и, как и подобает хорошим бизнесменам, вкладывают большую часть выручки в свое предприятие. Они строят оранжереи —- нехитрые сооружения из пластиковой пленки, натянутой на каркас из бамбука или железа, — что позволяет им выращивать капусту и другие овощи на протяжении большей части года. Производя больше продукции, крестьяне получают больше прибыли. Но им необходимо иметь в хозяйстве больше рабочих рук, которых не может дать система "одна семья — один ребенок". Младенцы женского пола оказываются нежелательными, тогда супружеские пары пытают счастья во второй и третий раз. В настояшее время режим разрешает супружеским парам иметь больше детей, если супруги согласны уплачивать дополнительные налоги. У крестьян есть деньги, и им нужны дети, поэтому они идут на рождение детей и уплату налогов. Вскоре земли будут возделывать еще больше людей, чем сейчас, и плошадь интенсивно используемых земель расширится. Из недостаточно плодородных почв будет выжиматься еще больше продукции.