Знание-сила 2006 № 09 (951)

Может, под патриотизмом он имел в виду расизм? Это объяснение было бы самым простым. Расист не может не быть подлецом в силу целого ряда вполне очевидных житейских причин. Ведь расистами не рождаются, ими становятся. И в процессе этого становления расист вынужден предавать сперва кого-то из товарищей по детским играм, потом одноклассников, однокурсников, коллег по работе, друзей, учителей, кумиров молодости. Эта череда предательств и формирует в конечном счете полноценного подлеца.

Но Толстой-то писал не о расизме — о патриотизме. А великий мастер языка всегда говорил именно то, что хотел сказать.

Мне кажется, нет смысла для душевного спокойствия приглаживать мысль Льва Николаевича — гораздо важней ее понять.

Да, любовь к Родине — чувство естественное. Но разве о естественных чувствах мы говорим вслух, тем более с трибун, тем более с агрессивным напором? Конечно, случается в жизни нечто подобное. Но если на груди у мужичка в бане или на пляже мы видим синюю наколку "Не забуду мать родную!", то понимаем, что эту клятву верности родительнице принес вор, отмотавший солидный срок: честному человеку клясться незачем, он родную мать не забудет без всякой татуировки. Ну-ка вспомним: кто из великих граждан России громогласно объявлял себя патриотом? Изображали родную страну в книгах и на картинах, защищали в войнах, боролись за ее лучшую долю, очищали ее историю от сусальной лжи, в меру сил пытались ее разумно обустроить, но при этом в грудь себя не били, ворот не рвали и плату за любовь ни в денежном, нив карьерном виде не требовали. Если же иные господа в грудь били и плату требовали, то это как раз и были жуликоватые негодяи, осваивавшие свое последнее прибежище.

Видимо, дело в том, что любовь к родной стране — чувство глубоко личное, а патриотизм — скорее казенное, внешнее, показушное, нечто вроде богатого креста, который называют нательным, но носят поверх дорогого пиджака и модной рубахи, заменяя сразу и галстук, и золотую булавку к нему. По части патриотизма какой- нибудь Булгарин напрочь забивал и Пушкина, и Грибоедова, и Лермонтова, любившего отчизну, но "странною любовью". А замечательный поэт девятнадцатого века Василий Курочкин посвятил некоторым своим современникам стихотворение, рядом с которым пощечина смотрелась бы почти дружеской лаской:

"Господин Искариотов,

Добродушнейший чудак,

Патриот из патриотов,

Добрый малый, весельчак.

Изгибается, как кошка,

Извивается, как змей.

Почему ж таких людей

Мы чуждаемся немножко,

И коробит нас, чуть-чуть

Господин Искариотов,

Патриот из патриотов

Подвернется где-нибудь ?"

Ладно, Курочкин был революционным демократом, по крайней мере, именно так его аттестовали при большевиках. Толстой к патриотам, как видим, относился не лучше, хотя революционером не был и к политике относился прохладно. Видимо, корни неприязни писателя к современным ему державникам надо искать не в политике, а в какой-то из смежных областей. Скорее всего в психологии, в которой он разбирался глубже, чем кто-либо иной на свете.

Дело в том, что громогласный, публично декларируемый патриотизм практически всегда преследует какую либо меркантильную цель: казенные патриоты требуют либо власти, либо льгот, либо денег, либо и того, и другого, и третьего. Исключением могли бы стать моменты смертельной опасности для страны — но, видимо, не случайно замечательный фронтовой поэт Николай Старшинов писал о людях, которые "не говорили о России, но умирали за нее". И уж тем более трудно вспомнить случай, когда бы подлинные герои войны в мирное время всуе козыряли своей исключительной любовью к родному государству.

Видимо, существует некая общая закономерность: обилие слов компенсирует отсутствие дел, и первую скрипку в славословиях и клятвах играют отнюдь не лучшие представители рода человеческого. Особого выбора у них нет: ни талантами, ни трудолюбием, ни надежностью, ни элементарной честностью они не блещут — ют и приходится на эскалаторе жизни цепляться за ту ступеньку, которая и без всех этих достоинств, авось, вынесет к карьере. И ведь нередко выносит. Правда, в критические минуты с жестокой регулярностью срабатывает крайняя нравственная несостоятельность прилипал и льстецов. Во время Второй мировой среди тех, чьи имена

на века стали символом позора, не оказалось ни одного демократа, ни одного либерала: все эти Квислинги, Лавали, Антонеску, Хорти, Бандеры и Власовы, предавая собственный народ и служа оккупантам, дружно объявляли себя патриотами...

Несколько лет назад молодой режиссер Николай Лебедев снял прекрасный фильм "Звезда", справедливо названный лучшей картиной последних лет о войне. В одном из интервью режиссеру, названному в честь деда, погибшего на войне солдата, задали вопрос:

— Каково ваше отношение к понятию "патриотизм", что это для вас?

Молодой создатель предельно патриотичного фильма ответил: "Само слою давно ничего не значит для меня, думаю, как и для многих. Слишком долго чиновники насаждали патриотизм, вызывая ко всему этому отвращение, в то время как любовь человека к родному дому, к своей земле, к улице, по которой он ходит, — одно из естественнейших чувств, и нельзя ставить его в зависимость от действий каких-то бюрократов".

Честный и точный ответ!

В великой пьесе Шекспира старый король, решив при жизни разделить державное наследство между дочерьми, предлагает им рассказать, как они его любят. Старшие дочери вполне успешно состязаются в красноречии, за что и получают по щедрому куску королевства. Лишь младшая, Корделия, отказывается участвовать в конкурсе верноподданнической лести, за что старый Лир и лишает ее обещанной доли. В конце концов, она оказывается единственной, сохранившей верность попавшему в беду отцу.

Конечно же, Шекспир писал о семейной трагедии, а не о современной политике. Но слово "отечество" происходит от слова "отец".

ПРОБЛЕМЫ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ

Александр Яблоков

Рожденное землей и небом, или "Памирский Байкал"

Ледяной ночью 18 февраля 1911 года вздрогнули и зашатались памирские хребты. Катастрофическое землетрясение магнитудой 7А балла потрясло горную страну. Подземные толчки ощущались в радиусе нескольких сот километров. На высокогорном озере Каракуль треснул метровый лед. Шестибалльное землетрясение ломало крыши и ограды в памирской столице — Хороге. А в самом центре Памира сила землетрясения достигла десяти баллов!

Вот как вспоминал об этом один из местных жителей: "Ночью я проснулся от сильных подземных толчков, длившихся две-три минуты. Затем раздался оглушительный гром. Я выскочил из дому. Но не все жители успели покинуть свои жилиша. В нашем кишлаке Нисур из двенадцати домов уцелел лишь один. Под обломками своих жилищ погибли сорок человек, десять получили ранения..."