Знание-сила, 2006 № 03 (945)

В процессе перевода Хельмут мне очень помогал, задавая острые и точные вопросы, иногда стимулировавшие новые микроисследования. Он работал в Дрездене, в том самом Ядерном центре, где знаменитый Клаус Фукс (работавший в США советский разведчик. Прим, ред.) был заместителем директора. И он мне устроил возможность приехать туда, сделать доклад и поговорить с одним из ближайших сотрудников Фукса, что помогло мне разглядеть его трагическую фигуру.

С особенным историко-научным удовольствием я вспоминаю нашу с ним встречу в Страсбурге в 1999 году. В связи с десятилетней годовщиной смерти Сахарова, меня пригласили выступить в Европейском Парламенте. А по Страсбургу мы с Хельмутом ходили, ясно понимая, что именно оттуда идут главные корни московской физики. Ведь в Страсбургском университете учились физике. П .Н. Лебедев и Л.И. Мандельштам. Первый учился у А. Кундта, второй — у Ф. Брауна. И оба учителя были не менее важны для основоположников московской физики, чем те для своих учеников. Другое поучительное историческое обстоятельство связано с происхождением самой страсбургской школы физики. В результате франко-прусской войны Германия захватила Страсбург и стала насаждать там сильное германское образование. Так что сильный тамошний университет — мирный результат военно-политической истории. Так же как у истоков ОИЯИ были военно-научное задание и Лаврентий Берия, как главный покровитель. Такова история науки в XX веке, в которой соединены черные и белые обстоятельства.

А в наших страсбургских разговорах с Хельмутом оптимизма нам добавляла новейшая история — в Страсбурге, отнятом у Германии после второй мировой войны, воцарился полный мир между народами. И это вполне ощутимо. И очень ободряет... И меня и Хельмута, с которым я состою в переписке и в нежной дружбе, и за которого очень благодарен вашему Институту ...

Сергей Смирнов

Вильгельм Завоеватель в битве при Гастингсе. Гобелен. 1066 г.

Когда началось Высокое Средневековье? Одни историки отсчитывают его с начала Крестовых походов — в Испании либо в Палестине. Другие начинают отсчет времени с церковной реформы папы Григория VII; третьи — с покорения Англии нормандцами Вильяма Бастарда. Четвертые ставят во главу угла католические университеты Европы, возникшие в Салерно и Болонье, Париже и Оксфорде. Все эти события суть разные грани единой истины: Высокое Средневековье отмечено удачными личными поступками разнообразных вождей, которые вдруг сделались заметны на фоне могучих общенародных действий — и даже начали заслонять этот фон в представлении летописца.

Поэтому перенесемся в эпоху, наступившую сразу после судьбоносных поступков, и взглянем на их последствия одно-два поколения спустя. В какой мере уроки лидеров были усвоены их народами и партиями? Й наоборот: в какой мере удачливые лидеры учитывают внутренние ритмы развития своего народа и его партнеров? Можно ли выявить "грамматику" такого диалога между персоной и обществом в ту пору, когда одна или обе стороны максимально напрягают силы ради некой цели — очевидной или неясной?

Итак, мировой хронометр поставлен на 1125 год от Рождества Христова. Начнем с Англии: как преобразилось общее наследие Эдварда Исповедника и Вильяма Завоевателя в руках младшего сына грозного нормандца? Простым ответом на этот вопрос служит прозвище Генриха Г: Лев Справедливости. Интересный титул! Ведь отец короля был не менее активным законодателем — но Вильям I остался в памяти англосаксов, как убийца героев и душитель свободы добрых английских общин. Чем и когда добился их любви наследник великого тирана?

Видимо, это случилось через 40 лет после битвы при Гастингсе — в 1106 году, в Нормандии, на маленьком поле близ местечка Теншебре. Там судьба устроила Божий суд между двумя братьями: Робертом Нормандским (который ушел в Крестовый поход, но вернулся без славы и богатства) и Генрихом Английским, который принял в управление Нормандию, но не пожелал вернуть ее законному владельцу. Присяжными в этом суде стали нормандские рыцари и английские йомены: молодой король Генрих I рискнул довериться сыновьям и внукам тех, кто сражался против его отца на кровавом поле близ Гастингса.

Король Иоанн Безземельный подписывает "Великую Хартию вольностей". 1215 г

По-отцовски зоркий и расчетливый, Генрих заметил, что у брата мало лучников, а латной коннице не развернуться на тесном поле. Король слез с коня и сам повел вперед плотную фалангу англосаксов — почти без лат, зато с копьями, секирами и многолетней ненавистью к рыцарям-кровопийцам. И вот диво: разъяренные мужики смяли рыцарей, а потом похвалялись у костров: "Это — наша расплата за Гастингс!" Так король Генрих I склепал первое звено в крепкой цепи, которая соединит побежденных англосаксов и победивших англонормандцев в единый народ англичан.

Следующие звенья цепи скуют его внук — Генрих 11, жена внука — Элинор Аквитанская и их сын — Ричард I, который многократно повторит опыт деда на полях Палестины.

После гибели Ричарда английский трон перейдет к его брату Джону — храброму, но небрежному и коварному самовластцу, готовому нарушить любые обещания и законы. Привыкнув за сто лет к честности своих жестких королей, англосаксы и англонормандцы выйдут против наемников Джона Безземельного общим строем, и одолеют своего короля, как их прадеды одолели чужого герцога при Теншебре. В итоге появится Великая Хартия Вольностей — первая конституция феодальной Европы. Ее название составители скопируют с кодексов мудрого короля Генриха I: он-то сам жаловал вольности подданным, не дожидаясь, пока те подступят с ножом к горлу монарха!

Но все это произойдет не скоро; а пока судьба жестоко покарала удачливого клятвопреступника Генриха. Его брат Роберт сидит в темнице и никогда не выйдет из нее. Но жена и дети Генриха недавно утонули при кораблекрушении: уцелела лишь старшая дочь Матильда, выданная замуж за германского императора Генриха V. Только что она овдовела и вернулась в Англию; но на родине ее считают иностранкой! Сумеет ли Матильда удержать престол — или лучше передать его молодому графу Стефану Блуа, тоже внуку Завоевателя (только по матери)? Эту дилемму король Генрих не сумеет решить; как многие разумные законодатели, он потерпит крах, столкнувшись с обычаем престолонаследия. После смерти Генриха 1 Англию ожидает 20-летняя борьба между Стефаном и Матильдой: после 70 лет нерушимого абсолютизма англичане впервые испытают прелести феодальной усобицы. Не эта ли болезненная прививка на века отобьет у англичан симпатию к особым правам знати? После окончания усобицы Стефана и Матильды Англия проживет без гражданских войн четыре столетия...