Знание-сила, 2005 № 11 (941)

На стандартное восклицание: все от бедности, кто ж рожать будет с нашими-то зарплатами! - обычно следует столь же стандартный и тем не менее справедливый ответ: между доходами и уровнем рождаемости связь обратная, а не прямая, идет ли речь о странах или о группах населения с разными доходами. Чем беднее страна, тем выше там рождаемость. Чем беднее группа населения, тем больше детей в се семьях (правильно и обратное: чем больше детей — тем беднее, как правило, семья).

Не привыкшая ценить жизнь отдельного человека Россия не умеет заботиться и о его здоровье. Но и он сам свое здоровье не ценит.

Тем не менее именно на начало реформ, связанных с резким падением уровня жизни всего населения страны (пусть оно и не было таким резким, как нам казалось тогда, но оно было, это уж несомненно), приходится резкое увеличение смертности россиян. Вот и попробуйте доказать, что две эти вещи не связаны друг с другом! Опять выходит, учебники не для нас писаны и общемировые демографические закономерности нас вообще не касаются...

Один парадокс сменяется другим. Предположим, неизбежная при реформировании не только экономики, но и всего привычного уклада жизни дезорганизация работы важных для людей институтов - здравоохранения, например, вкупе с общей психологической напряженностью привели к росту смертности в начале девяностых годов. Какие группы населения падут прежде всех других жертвами перемен? Разумеется, наиболее уязвимые, наиболее зависимые - то есть старики и дети. Так ничего подобного - смертность и стариков, и детей в эти годы практически не изменилась, а пострадали более всего здоровые мужики в расцвете сил, во всяком случае - в работоспособном возрасте.

Этот последний парадокс более всего обнаруживает привычку ленивого ума связывать между собой на поверхности лежащие события и в случае их последовательности легкомысленно заменять «после того» на «поэтому».

Но давайте по порядку. Парадокс первый: наше странное положение между развитым и развивающимся мирами. Мы давно уже стоим в этой неловкой позе: например, доля валового внутреннего продукта на душу населения в СССР была, как в бедных странах, а обеспеченность этой же души жильем — как в богатых. О том, как такая же ситуация сложилась в демографии, мы уже писали, так что я только напомню. Весьма успешно преодолев первый «эпидемиологический порог», мы сильно застряли на втором. Первый этап борьбы за продление жизни состоял из мероприятий относительно дешевых, но массовых, требующих огромных организационных усилий — в этом советская власть была сильна, и довольно быстро мы покончили с эпидемиями тифа, холеры, вспышками туберкулеза. Чтобы преодолеть второй эпидемиологический порог потребовалась принципиально новая стратегия, значительно более дорогая и, главное, предусматривавшая не массовые мероприятия, а прежде всего борьбу за здоровье каждого отдельного человека и с серьезным личным его участием. России, стране по-прежнему не богатой и совсем не привыкшей ценить не только здоровье, но и жизнь отдельного человека, этот барьер взять не удалось.

Так со второй половины 60-х годов прошлого века и началось наше демографическое неблагополучие. Со второй половины шестидесятых, а не в девяностых, как думают многие, связывая сокращение продолжительности жизни в нашей стране с экономическими реформами. В 90-х этот процесс только явственно себя обнаружил, а начался много раньше. Демографические процессы очень инерционны. Когда уровень рождаемости уже начал снижаться, долгое время абсолютное число являвшихся на свет младенцев не уменьшалось, порой могло даже и расти, поскольку население не успело «постареть» и женщины, способные рожать, составляли значительную его часть, а если в очередном поколении их было больше, чем в предыдущем, то и детей в соответственное время могло появиться больше, чем у предыдущего поколения.

Правда, Евгений Михайлович Андреев, заведующий лабораторией анализа и прогнозирования смертности Центра демографии и экологии человека Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН, говорит о странном сочетании глубокой инерционности и «зыбкой ряби» на поверхности этих процессов: население, особенно наше, утверждает он, благодарно откликается на любое мероприятие правительства, призванное выражать заботу о нем, населении. Утвердили пособия на детей — рождаемость чуть-чуть, но подскочила. Конечно, это увеличение рассосалось бы туг же, но так случилось, что было оно поддержано сначала перестройкой (Евгений Михайлович склонен видеть связь между всплеском рождаемости и принципиально новым генеральным секретарем ЦК КПСС, который, в отличие от предыдущих, даже умел разговаривать и нормально держался на публике). У нас тогда рождаемость была по 2,2 ребенка на каждую женщину, которая может рожать, такого не было с 1960 года! Но потом все это сошло на нет.

А что со смертностью? Тут у нас была антиалкогольная кампания.

Кто только об нее ноги не вытирал, кто только не рассказывал о ней анекдотов и не удивлялся нашему упорному стремлению повторять ошибки других, давно успевших извлечь из них уроки? Я скажу, кто над ней не смеялся — демографы. Хотите верьте — хотите нет, но продолжительность жизни мужчин в результате этой кампании выросла на 6 лет. Причем понятно, за счет кого — не за счет детей, которые обычно и дают главный прирост продолжительности жизни: на их здоровье запрещение алкоголя не повлияло.

А потом начались реформы, антиалкогольную кампанию не просто «прикрыли» — водку стали продавать везде и всюду, 24 часа в сутки, дешевую, без всяких ограничений.

— Помните, был такой питьевой спирт «Рояль» (Royal)? — говорит Евгений Михайлович.

Конечно, я помнила.

И смертность у нас взметнулась вверх. Именно что не постепенно вернулась к прежнему уровню, а взметнулась, да так, что поставила в тупик демографов всего мира.

— Я не хочу сказать, что тогда можно было поступить иначе, — говорит Евгений Михайлович. — Я даже почти уверен, что у Гайдара не было другого выхода. И все же... Не знаю, может, все-таки можно было что-нибудь придумать... От сухого закона в конце концов отказались все страны, пытавшиеся его ввести, но никто не отдавал свои завоевания так стремительно, как мы... Продолжительность жизни уменьшалась чуть ли не на два-три года каждый год...

Некоторое время демографы недоумевали: что ж это мужчины в расцвете сил стали умирать, как мухи ранней зимой? Если бы смертность поднялась до прежнего уровня, какой был перед началом кампании — тогда понятно. Но она поднялась чуть ли не вдвое!