Знание-сила, 2004 № 07 (925)

Московские студенты едут на целину

Какие азиатские ценности хотим мы привить в российском обществе? Слепое подчинение правительству и сдерживание коммерческой инициативы, приведшие Японию в состояние затяжного кризиса? Семейственность и местничество, процветающие в Индонезии? Пренебрежение современными стандартами образования, столь выраженное в Южной Корее и Малайзии? Традиции коррупции, так роднящие Россию с Филиппинами и Вьетнамом?

Мы полагаем, что сторонники антизападного альянса с государствами Азии не вполне понимают, сколь несамостоятельны эти страны, сколь зависимы они от Запада. Стремление создать широкую оппозицию западному миру по большому счету просто нереализуемо.

Сегодня надо со всей определенностью поставить вопрос не столько об ориентации на Восток или на Запад, сколько об определении основного союзника в рамках атлантического мира. Разумеется, при этом не может быть и речи о попытках расколоть западный альянс; необходимо вместе с тем четко осознать, насколько сотрудничество с ЕС экономически, политически и культурно более выгодно России, нежели блокирование с Соединенными Штатами, не только равным, но даже значимым партнером которых мы никогда не станем. С американскими политиками российских лидеров de facto объединяет только одно — риторические заявления о роли собственных стран; однако если США сегодня имеют для них существенные основания, то в России такие основания отсутствуют.

По крайней мере всю вторую половину XX века СССР и Россия шли по самому неэффективному в этом смысле пути, на котором пределы догоняющего развития сужались гипертрофированной ролью государства в экономике и вопиющим пренебрежением к личности.

Несколько упрощая, можно говорить о трех типах социальных систем на планете: западной либеральной традиции, исламского мира и азиатской модели социальных иерархий. Интересно, что даже наиболее склонная к экспансии западная социальная система имела в мире весьма ограниченный успех. В полной мере она утвердилась за пределами Европы только там, где выходцы из Старого Света составили в конечном счете подавляющее большинство населения, — в США, Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Третий мир осваивает западные институты в значительной мере формально, и это не затрагивает устоев жизни населения. Распространение исламской культуры или азиатской социальной модели также не было в этот период слишком активным. Очевидно, смена социально-культурных парадигм — процесс медленный и постепенный, несмотря на лавинообразное развитие системы коммуникаций, обмена информацией и даже информационную революцию последних десятилетий. Культурная идентичность России формировалась веками, и неразумно полагать, что она может быть изменена за десятилетия. Опасения, что пропаганда и усвоение европейских индивидуалистических ценностей грозит ей разрушением, крайне преувеличены.

Вместе с тем непростой путь исторического развития нашей страны имел одну весьма примечательную особенность: большинство успехов России в последние столетия достигалось за счет ее уникальной способности инкорпорировать и развивать привнесенные извне технологические и культурные идеи, системы взглядов, конкретные новшества.

Первая мощная "инъекция" была сделана еще в те времена, когда из Византии пришла волна христианизации, породившая культурный и хозяйственный взлет X — ХIII веков. За два столетия Киевская Русь, объединившаяся в единое государство, встала в один ряд с самыми мощными европейскими странами того времени. Этот подъем был подавлен восточным нашествием, которое на двести лет сделало русские земли протекторатом Золотой Орды и привело к фактическому отторжению России от Европы.

Вторая "инъекция" случилась в начале XVIII века, когда в годы петровских реформ Россия в гигантских объемах "импортировала" не только западные производственные, социальные и военные технологии, но и, что даже более важно, приняла в свое лоно множество талантливых европейцев, укоренившихся на нашей земле и изрядно "обрусевших" с течением времени. В результате на протяжении столетия Россия вновь стала одной из величайших держав Европы, русская армия дошла до Парижа, а император Александр эффектно вершил судьбы континента на Венском конгрессе. Эта волна спала к концу XIX века в известной мере из-за угроз, которые усвоение европейских ценностей высшими слоями общества несло для патриархального устройства страны в целом.

Третья и самая противоречивая волна модернизации связана с последствиями коммунистической революции, идеологи которой своеобразно усвоили европейскую социал-демократическую доктрину, использовали в своих революционных преобразованиях западные производственные технологии, но в конце концов построили великую державу лишь для того, чтобы править в изолированном от мира автаркическом государстве. Мы полагаем, что периоды подъема России достаточно определенно совпадали с волнами внешнего позитивного влияния, которое практически всегда было европейским.

Но трудно припомнить, чтобы на протяжении столетий в России "спонтанно" возникли бы какие-либо самобытные, качественно новые социальные и культурные формы. Хотя социальная структура и общественные отношения не были в нашей стране столь закоснелыми, как на Востоке, и легче подвергались модернизации, речь все же идет о том, что именно подвергались, а не порождали ее из собственных недр, как это всегда происходило в Европе.

Важнейшее качество нашей страны, которое дает надежду на ее новые и новые исторические возвышения, — ее способность творчески перерабатывать внешние социальные импульсы и порождать, прежде всего на идеальном, теоретическом уровне, новые модели, которые нередко весьма успешно "работают" в мире. При этом Россия раз за разом демонстрирует свою неспособность довести ту или иную позитивную трансформацию до конца, в полной мере использовать открываемые ею возможности и перспективы для блага собственного народа.

Это еще один аргумент в пользу того, что России следовало бы всесторонне развивать сотрудничество с Европой, откуда так или иначе проистекали многие позитивные перемены, происходившие в нашей стране за последние несколько столетий. Вместе с тем нам следовало бы учиться у азиатских стран современному опыту конструктивного взаимодействия с западным миром, но отнюдь не перенимать их закоснелые традиции.

Россия была и останется заметным игроком на мировой экономической и политической арене. Но сегодня совершенно очевидно, что ни она, ни другие страны, претендующие на роль мировых лидеров, не могут стать подлинно великими державами до тех пор, пока не усвоят западные социальные традиции настолько, что станут способными не только копировать, но и развивать их. Поэтому, оказавшись в монополюсном мире, российский орел должен повернуть обе головы к полюсу демократии и богатства, даже если при этом та, которая традиционно привыкла смотреть в сторону авторитаризма и нищеты, свернет себе шею.