Знание-сила, 2003 №12 (918)

Мы с Сашей учились в знаменитой тогда физико-математической школе № 27, которая была организована совместными усилиями Харьковского государственного университета и Украинского физико-технического института. Здесь все было иначе, чем в обычных школах, — другие программы, учебники, прекрасно оборудованные физические лаборатории, молодые ученые в качестве преподавателей и ученики, знобленные в физику и математику.

Прекрасно помню, как мы ходили на экскурсию в легендарный УФТИ, который тогда был сверхсекретной организацией. Сам Антон Карлович Вальтер, один из основоположников научной школы ядерной физики, встречал нас тогда в своем кабинете, а потом водил по институту, все рассказывал и показывал. А с каким энтузиазмом мы слушали лекцию о достижениях физики ученого с мировым именем Моисея Исааковича Каганова, который сказал нам: «Ребята, в физике уже очень много сделано, но за пределами познанного остались ешс космология, а также мир атомов и суперэлементарных частиц. Это останется на вашу долю».

Может быть, Саша тогда и заинтересовался космологией? Кстати, Моисей Исаакович создал в ту пору при городском обществе «Знание» очень популярный в городе Клуб любителей фантастики, где среди прочих обсуждалась и тема «Можно ли вычислить возраст Вселенной?».

Несмотря на напряженную учебу, мы не замыкались только на науке — занимались спортом, часто ходили всем классом в театры и на концерты, прекрасно знали литературу, увлекались поэзией Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. В школе часто устраивались конкурсы на лучшего чтеца, помню, как я читал там стихотворение Бориса Чичибабина «Мороз и солнце».

В школе вообще было много одаренных ребят. Например, с нами учился Сережа Кравцов, который тоже мог стать физиком высочайшего уровня. В выпускном классе он получил приглашение на учебу в Московский физико-технический институт лично от Петра Леонидовича Капицы и одновременно с этим — звание мастера спорта в велоспорте. Сережа выбрал спорт и потом не единожды был призером чемпионатов мира.

Нов основном мы просто бредили точными науками. Харьков был тогда одной из мировых столиц физики — здесь было осуществлено расщепление ядра, по его улицам ходили Нильс Бор, Дирак, Гейзенберг, Ландау, Лившиц. Синельников... Затаив дыхание, мы смотрели фильмы о физиках — «9 дней одного года», «Еще раз про любовь», читали книги о них. После окончания школы чуть ли не всем школьным выпуском поступили в университет.

Сейчас 27-я школа стала лицеем. Здесь сохраняются многие замечательные традиции, хотя уровень обучения все-таки падает, по-другому и быть не может, если страна стоит на коленях. Другое дело, что темпы этого падения все-таки намного меньше, чем в любой другой школе Харькова. Очень многие выпускники прошлых лет уехали из Украины, работают в научных центрах Англии, Германии, Франции, США, Канады. Сейчас даже создан международный фонд выпускников «Лицей-27», который учредил наш бывший учитель математики Аркадий Владимирович Столин. А нынешние ученики, даже самые одаренные, в науку часто не идут.

Владимир Гвоздиков:

«Его просто вытолкнули из страны»

(Доктор физико-математических наук, профессор кафедры теоретической физики ХНУ. Научные интересы: сверхпроводимость, квантово-осициляционные эффекты, низкоразмерные системы, то есть физика конденсированного состояния)

С Сашей Виленкиным и другими ребятами из 27-й школы — Димой Ефремовым (сейчас в США), Юрой Забродским (сейчас в Канаде) и Сашей Рожавским — я познакомился и подружился в университете. Когда на втором курсе нас распределяли по специальности, именно под влиянием Саши я выбрал кафедру теорфизики, она называлась тогда кафедрой статистической физики и термодинамики и была одной из самых сильных в Союзе. Ее основал и до 1968 года ею руководил академик Илья Михайлович Л ифшиц, удостоенный в 1967 году Ленинской премии за создание электронной теории металлов. Лекции нам читали такие выдающиеся ученые, как Арнольд Маркович Косевич, Эммануил Айзикович Канер, Моисей Исаакович Каганов (сейчас в США), Валентин Григорьевич Песчанский, Виктор Моисеевич Цукерник (сейчас в Израиле), Владимир Петрович Галайко, Игорь Иванович Фалько (сейчас в Германии).

Кстати, Э.А. Канер, возглавлявший одновременно отдел в Институте радиофизики и электроники, стал потом у Саши научным руководителем дипломной работы. Она была посвящена эффекту рассеяния электронов на поверхности металла и в соавторстве была опубликована в ЖЭТФе. На третьем курсе Саша познакомился с молодым талантливым физиком Петром Ивановичем Фоминым, который работал тогда в УФТИ и увлек его своими идеями квантового подхода к гравитации и космологии (сейчас это член-корреспондент НАНУ, сотрудник Института теоретической физики в Киеве).

Все годы учебы в университете Саша был отличником. Он жил на улице Свердлова в коммуналке, в одной комнате с родителями и маленькой сестрой. Работать и учиться в такой обстановке не просто, но он выработал в себе умение концентрироваться в любой обстановке. Часто его можно было видеть погруженным в размышления в самой, казалось бы, неподходящей обстановке — на вечеринке, в очереди, в толпе. Он даже завел специальную записную книжку, куда заносил свои мысли, хотя память у него была прекрасная. Я помню, как университетские психологи попросили как-то нескольких студентов, в том числе нас с Сашей, принять участие в эксперименте на запоминание совершенно бессмысленных звукосочетаний. Из всех участников у него оказались самые лучшие показатели.

Только не подумайте, что он слыл «букой», человеком «не от мира сего». Да, он был не очень разговорчивым, его нельзя было назвать «душой компании», но он отличался хорошим чувством юмора, охотно шутил в обществе близких друзей.

Например, как-то Саша достал редкую тогда книгу Зигмунда Фрейда «Лекции по введению в психоанализ», где, в частности, шла речь о сновидениях как проявлении подсознательной жизни человека. Мы изучили этот труд и в качестве, как сейчас бы сказали молодые, прикола с большим успехом «трактовали» сновидения своим однокурсникам и однокурсницам. На четвертом курсе Саша уговорил меня пойти в университет на праздничный вечер, что вообще-то было для него нехарактерно. Оказалось, ради встречи с понравившейся ему девочкой Леной с биофака. Мы исполняли свой привычный «номер» — толковали Ленины сновидения, и в это время к нам подошла ее подруга, которая потом стала моей женой. Конечно, Саша был свидетелем на нашей свадьбе.

Хотя с тех пор прошло уже почти три десятилетия, многие эпизоды стоят у меня перед глазами. Например, мы часто играли с Сашей в шахматы, причем не на результат, а на качество. Если кто-то делал ошибку, то ее прощали и вместе разбирали, как продолжить партию лучшим образом. В связи с этим он вспоминал Эйнштейна, который не любил шахматы за дух соперничества. А однажды на какой-то студенческой вечеринке в связи со своей влюбленностью он первый и последний раз за время нашей дружбы спел мне тихо, почти на ухо, «Надежды маленькой оркестрик под управлением любви» Окуджавы.