Знание-сила, 2003 №11 (917)

Новый прибор имеет малые размеры, удобен в применении, позволяет обследовать большие площади и более точно, чем это было ранее, выявлять критические ситуации.

Недавно появились новые научные данные об использовании соевых продуктов в процессе контроля за уровнем холестерина в крови. Авторы исследований, проведенных в американском городе Лексингтоне, утверждают, что употребление от 31 до 47 граммов белка сои в день снижает содержание общего холестерина, холестерина липопротеидов низкой плотности и триглицеридов в сыворотке крови. Наибольший эффект наблюдался среди людей с изначально высоким уровнем холестерина.

Соя — один из самых распространенных продуктов питания на Востоке. Известно, что тромбозы, заболевания артерий и повышенный уровень холестерина в крови встречаются в странах этого региона гораздо реже. Соя содержит до сорока процентов легко усваиваемых белков, до двадцати двух процентов жиров, витамины, минеральные вещества, а главное — лецитин, богатый фосфором. Биологическая значимость соевых бобов приближается к ценности животных белков, и, кроме того, они редко вызывают аллергическую реакцию.

Александр Волков

Любовь, ненависть, скорбь — как возникают эти чувства?

Как рождаются мысли и идеи? Современные исследователи мозга стремятся разгадать его тайны.

«Грецкий орех», «серое вещество», «Сорбонна, которая всегда с тобой» — или комочек ткани, весящий кило с лишком. Неповторимое «Л», сплетенное из 130 миллиардов клеток. Живой компьютер, обрабатывающий более миллиарда сигналов кряду. Мозг. Орган тела. И — вместилище души?

Старые споры разгораются с новой силой — как в любой науке на очередном витке исследований.

В № 8 «ЗС» за этот год мы стремились показать, как ученые подступают к изучению мозга со стороны генетики. Теперь настало время поговорить и о других подходах.

Еще недавно специалисты, изучавшие мозг, были «дуалистами» по убеждению. Сознание для них пусть и являлось атрибутом живой материи, то есть головного мозга, но утверждать, что «духовное» — лишь продукт материального, они не решались. Сегодня становится все больше приверженцев «монистической теории».

Для них секрет сознания в том, что — подобно всякой железе, выделяющей определенные секреты, — мозг, эта «мыслительная железа», выделяет мысли. Повредится она, и мысли начнут выделяться с перебоями — в сознании человека возникают провалы. Примеры тому черпают из клинических исследований. Вот несколько сообшений из немецкой прессы:

•

Врач Михаэль Л. после инсульта стал проявлять поразительное безразличие.

«Вы можете рассказывать ему, что его жена больна раком, — он лишь порекомендует курс химиотерапии, но вот огорчиться он теперь органически неспособен» — говорит его лечащий врач.

•

Мартин Б. после инсульта перестал узнавать свое отражение. На вопрос, что он видит в зеркале, он не знает ответа. Какой-то ящичек в его мозге закрылся наглухо, и теперь — при виде зеркала — из него не может выбраться мысль.

В то же время он хорошо понимает, что все, происходящее с ним, происходит именно с ним.

•

Особенно поразительна история одиннадцатилетнего Филиппа, которому пришлось удалить правую половину мозга. После операции вся «левая» половина мира перестала для него существовать. Он не ощущал, что левая рука у него висит, а левую ногу он волочит за собой — они были ему чужие. Он задевав и опрокидывал все, что стояло слева от него, и не замечал этого, — как мы не реагируем на промашки какого-то человека, стоящего в десяти метрах слева от нас. Прошло несколько месяцев, и оставшаяся часть мозга ребенка стала меняться. Теперь она перенимала на себя обязанности удаленного полушария. Через пять лет юноша выздоровел — его мозг полностью перераспределил функции: он «отремонтировал» его душу.

Нет, это все не случайно, твердят монисты. Сознание — всего лишь «форма доступа к накапливаемой внутри нас информации, поступающей извне». Мы все обречены видеть под собственным углом зрения, располагая увиденное в «эгодекартовых» координатах — отмеряя ему место от «эгоистического координатного нуля». Сознание — это данный нам «микроскоп», в который мы осматриваем картину мира; он не похож ни на чьи иные приборы, и если на стекле микроскопа появятся пятнышки и трещинки («повреждения мозга»), то и мир для нас — после болезни — будет с изъянами.

Когда же наш мыслительный автомат исправен, то всякий раз при получении новой информации что-то в нем срабатывает, «вспыхивает, загорается, стрекочет, фырчит» — машина в порядке, одним словом. Там из сложнейшего узора миллионов нервных импульсов рождается чувство или мысль. Эту гипотезу монисты стремятся подтвердить данными томографических исследований.

Так, по их словам, уже найден участок мозга, отвечающий за самосознание — за сознание того, что «это» происходит именно со «Мной», с моим «Я». Обследования пациентов с нарушенным самосознанием позволили предположить, что их болезнь связана с повреждением определенного участка коры головного мозга, а именно участка, лежащего в правой теменной доле.

Кора головного мозга — новейший его отдел. Ее гипертрофированное развитие отделяет человека от большинства его животных предков, ведь кора мозга специфически увеличена именно у высших приматов. С увеличением коры, убеждены монисты, ее строение достигло той степени сложности, при которой материя неизбежно — автоматически — «рождает» дух.

Подобная гипотеза идет вразрез с традиционными представлениями о человеке. С глубокой древности люди верили, что сознание (разум, дух, душа) имеет сверхъестественную природу — его «вдохнул» в человека Бог. И пусть религиозные подпорки давно уже не нужны зданию Науки и отброшены его строителями, человеческое сознание все равно оставалось «чем-то загадочным».

«Как материально обосновать дух? талант? те или иные душевные качества? наконец, гениальность человека?» — подобный вопрос был едва ли не ключевым в исследованиях головного мозга. Монисты дают ответ, достойный «компьютерного века»: сознание само собой зарождается в чрезвычайно сложных организмах. Это эволюционно выгодно: они получают преимущество в обработке информации.

Однако, вопреки уверенности монистов, новые технологии позволяют лишь следить за изменениями сознания, но объяснить, как рождается сознание, они не могут. Сознание — как огромный симфонический оркестр: вот и инструменты лежат на стульчиках, и понятно, какие звуки издадут скрипки, тромбоны или альты, но как это вдруг зазвучит вместе — неясно. Какому дирижеру подчиняются все участки мозга, наигрывая мелодию нашего «я»? Почему одни «мозговые оркестры» исполняют — брависсимо! — божественные концерты, а другие шумят-гудят, как крыловский квартет? В этом все та же тайна, как и сто лет назад, во времена Бехтерева, как и тысячи лет назад, в пору отсылок по всем вопросам к «Иже на небеси».