Знание - сила, 2003 № 08 (914)

Сюда же примыкает гипотеза «экзаптации» появившегося у Гомо сапиенс большого мозга; экзаптацией называется использование уже существующей структуры для новых функций — как, например, треугольники, образующиеся между арками церковного свода, оказывается возможным использовать для изображения фигур апостолов и святых. Наконец, еще одна группа авторов склоняется к так называемой S-теории, которая видит траекторию эволюции языка в виде латинской буквы S — сначала происходит очень длительное накопление первых осмысленных звуков и слов, затем — быстрый рост и превращение этого накопленного запаса в подлинную речь и далее — стабилизация уже сформировавшегося языка и его постепенное ветвление.

Здесь тоже идут яростные споры. Представляется, однако, что если даже язык возник достаточно «внезапно», в результате появления «гена речи» или каких-то «свободных модулей» в большом мозге, он все равно должен был иметь некую материальную основу в виде каких-то предсушествующих звуков, «протослов», а «внезапным» было лишь быстрое скрепление этого словесного массива воедино с помошью грамматических правил и синтаксических структур. Если же язык развивался постепенно, то гипотеза о существовании такого «первичного массива» осмысленных звуков и протослов представляется тем более естественной. И тут мы подбираемся наконец к вопросу, с которого начали: на основе чего сложился этот «первичный массив»? Иными словами — каково было происхождение языка? Или еще иначе — каким был пра-пра-праязык? Самую первую более или менее научную гипотезу по этому поводу высказал шотландец Монбоддо, опубликовавший в 1773 году шеститомный труд о происхождении языка, в котором утверждалось, что люди научились говорить... у птиц.

В самом деле, язык птиц, как и людей, «двуслоен»: он состоит из «сигналов» и «песен», в нем есть интонация и ритм, каждая нота по отдельности лишена смысла, осмыслена лишь вся мелодия в целом; в птичьем языке имеются «диалекты», характерные для разных видов птиц; птенцы обучаются пению у взрослых и проходят период «детской болтовни» (а если их рано изъять из гнезда, петь не научаются), наконец, оба этих языка контролирует одно и то же — левое — полушарие мозга. Гипотеза «птичьего» происхождения человеческого языка имела множество сторонников (одним из них был упомянутый выше Йесперсен, утверждавший, что праязык был «пением, мелодией, музыкой»).

Ее противники указывали на принципиальные различия: у птиц поют только самцы и они пользуются своей «речью» лишь на дальнем расстоянии. Немецкий философ XVIII века Гердер выдвинул предположение, что первые слова родились из естественных возгласов эмоций (боли, радости и т.п.) и «стонов труда». Кто- то развивал мысль о том, что язык появился в результате подражания уханьям и чмоканьям обезьян (эти-то звуки якобы и положили начало современным гласным и согласным). Таких гипотез было много, и один современный исследователь в 1977 году подсчитал, что только к середине XIX века их было выдвинуто более 23.

Напор этого «вала идей» был так могуч, что уже в 1866 году самое авторитетное в те времена Лингвистическое общество Парижа объявило, что впредь «не будет принимать статей о происхождении языка». Однако в наши времена интерес к этой проблеме вновь возродился и даже стал вполне респектабельным - в связи с развитием палеоантропологии, методов молекулярно-генетического анализа человеческой эволюции, сравнительной этнографии и, наконец, научной лингвистики. На фоне этого «возрождения» и следует рассматривать и оценивать изложенную выше гипотезу «щелкающего праязыка», предложенную сейчас Найтом и Маунтэйн. Это еще одна гипотеза среди множества прежних, и не удивительно, что она имеет и сторонников, и противников. В какой-то мере она восходит к давней мысли о том, что язык ведет свое происхождение от звуков «коллективного труда», потому что ее авторы подчеркивают, что щелканье напоминает вполне естественный хруст сломавшейся ветки, и потому перекличка лесных охотников с помощью щелканья помогала им незаметно подкрасться к чутким на незнакомые звуки животным.

Вполне возможно. Как вполне возможно, что другие древнейшие охотники или собиратели использовали для коммуникации другие звуки или сигналы. Если держаться взгляда на развитие языка как на постепенную, многосотвековую эволюцию, то разумнее всего признать, что эта эволюция вобрала в себя самые различные звуки и звукоподражания и шла скорее всего многими различными путями, а не одной общей, столбовой дорогой.

Первые переселенцы из Европы в Северную Америку не столько восхищались густыми лесами Нового Света, сколько использовали их для своих жизненных потребностей. Однако за прошедшие с момента массовой иммиграции четыре столетия облик лесов коренным образом изменился. От глухих чащоб нетронутым остался, если не считать заповедников вроде Йеллоустонского, пожалуй, лишь Кафедральный парк в штате Западная Вирджиния. К изучению прошлого лесов подключилась наука.

Так, палеоэколог Эмили Рассел из Рутджерского университета штата Нью-Джерси объехала на каноэ громадный Зеленый пруд и подняла со дна с помощью нанятого аквалангиста множество кернов донных отложений. В результате тщательного лабораторного анализа воссоздана целостная картина смены древесных видов в этом и других местах штата. Например, прослежен весь процесс увядания ценной породы бука, веками поражаемого плесенью. Подобная методика анализа в ретроспективе, примененная экологами, приравнена научным сообществом к настоящему открытию.

Ученые пришли к следующему выводу: восточные леса США изменяются как путем естественного распространения, так и под влиянием экономических преобразований. В целом это напоминает калейдоскоп. Попутно отмечено, что краснолистный клен и близкая нам береза обычно предпочитают расти на освободившихся опушках. Однако так называемый хемлок (американская ель) оказался в стадии вымирания, активно поедаемый насекомыми типа тли. Почти полностью исчез орешник так же под воздействием древесной плесени, как и бук.

Исследователи из Института Карнеги нашли способ быстрого выращивания алмазов. До сих пор сжатие углерода при высокой температуре позволяло производить только очень маленькие алмазы, а расщепление микроволнами богатого углеродом газа с последующей «сборкой» в алмаз занимало чересчур много времени. Новый метод в каком-то смысле объединяет оба предыдущих способа. Алмаз выращивают из уже существующего алмаза, чтобы улучшить его качество, а ускоряется рост за счет увеличения давления на богатый углеродом газ — метан, смешанный с водородом и небольшим количеством азота. Результаты нового способа впечатлили ученых всего мира. В ходе тестов ученым Института Карнеги удалось всего за двенадцать часов увеличить алмаз с 3,5 до 4,2 миллиметров. Так что с алмазами у человечества проблем больше не будет.