Знание - сила, 2003 № 06 (912)

Перед началом игры Тухачевский выехал в приграничные округа для уточнения данных о германской стороне. Тем временем в Москву съехались участники игры: все командующие округами, начальники окружных штабов или их заместители, командиры корпусов, многие командиры дивизий. Наутро все были в Кремле. Тухачевский запаздывал. Несколько часов прошли в ожидании. Сталин спросил, чем вызвана задержка. Ему ответили, что из-за отсутствия Тухачевского нет полных сведений о «синих» — противнике. Сталин резонно заметил, что у нас как-никак имеется Генштаб — пусть он представит недостающую информацию. Егоров со своими сотрудниками работал всю ночь. Наутро снова собрались участники игры. Егоров огласил свои данные.

Германия и Польша объявляют мобилизацию — соответственно 90 и 20 дивизий — и начинают военные действия. Мы тоже не дремлем. Агрессор пытается в течение двух-трех недель преодолеть нашу линию обороны, но успеха не имеет. Красная армия наносит сокрушительный контрудар и переносит военные действия в Польщу. В Германии и Польше вспыхивают восстания против фашистских правительств. Все как в песне или докладе: если завтра война, если завтра в поход... малой кровью на чужой территории... Сталин одобрительно кивнул.

Появился, наконец, Тухачевский. Снова собрали всех участников игры. Сталин предложил Тухачевскому ознакомиться с установкой Егорова и высказать свое мнение. Тухачевский ответил, что у него другие данные. Германия отмобилизовывает 150 — 200 дивизий и нападает на СССР без объявления войны. Из-за внезапности и численного превосходства противника мы длительное время ведем оборонительные сражения на своей территории и только после этого получаем возможность перейти в контрнаступление.

Сталин реагировал немногословно: «Вы что, Советскую власть запугать хотите?» Игра пошла по плану Егорова.

«Тухачевский был явно разочарован» — сообщает Иссерсон. Здесь он поскупился на краски. Тухачевский понял, не мог не понять: накануне неизбежной мировой бойни оборона страны, ее судьба — в руках самонадеянных, близоруких и невежественных людей.

Александр Волков

Она была первой дамой Третьего рейха и фанатичной нацисткой. Ее любили Гитлер и Геббельс.

А еще она успела побыть страстной католичкой, увлеченной буддисткой, ярой сионисткой и скромной протестанткой.

Мало кто мог переменять судьбу с такой естественной грацией, как она.

И чем все это кончилось?

Трупами шести детей и двух взрослых.

И невероятным бедствием, охватившим всю Европу.

Был летний день 1930 года. В одном из лучших ресторанов Берлина за столиком сидела холеная, несколько чопорная дама, с холодной иронией оглядывавшая редких посетителей.

В то лето, когда бедность и безысходность, принесенные кризисом, пропитали весь городской воздух, белокурая посетительница ресторана была спокойна и уверена в своем будущем, как мало кто в этом городе. Легкая усталость и небольшое возбуждение ни на миг не давали ей забыть, что она после недавнего развода очень богата, даже сказочно богата, и свободна от любых обязательств и отношений. Вдобавок красива, хорошо одета и молода — всего двадцать восемь...

Зной летнего дня понемногу отпускал Берлин. Магда вышла из ресторана, но спокойствие не возвращалось. Ее слишком волновала предстоявшая Aventiure.

Она решила спуститься с высот, на которые взбиралась несколько лет, и снизойти в незнакомый опасный город бродяг, крикунов и хулиганов. Ей предстоял путь запретный и маняший. Ах, mein Gott!

В то лето Магда Квандт уже провела немало скучных, однообразных вечеров в салонах людей ее круга. И ей наскучило это. Хотелось острых ощущений и приключений.

Сегодня госпожа Магда, подумать только, шла на политическое собрание, meeting вроде тех, что раньше, в прошлом веке, любили устраивать в Hyde Park, а осенью 1918 и зимой 1919 проводили во многих городах Германии и стреляли, и убивали друг друга, и кричали, кричали.

«Je compatis avec vous» («Я вам сочувствую») — так с ледяным злорадством мысленно напутствовали бы ее многие из знакомых, если бы она посреди разговора об отдыхе на датском приморском курорте, где «становишься таким грустным и неповоротливым», вдруг сказала бы, что мне тоже грустно и я иду послушать этого Хитлера или кого-то из них, о ком любят говорить модистки и продавщицы универсальных магазинов.

В Берлинском спортивном дворце развевались флаги, звучала музыка, словно гвозди вбивая, стучали сапоги. В коридорах курили какие-то бродяги, шуты, выряженные во все черное или коричневое. Кто это? Шоферы моих подруг? Ночные портье дешевых отелей? Пикантно. Все галдели, размахивали руками. Она казалась себе сестрой милосердия, пришедшей на завод. Любопытно, что будет дальше? Она замерла, присмотрелась, дернула соседнего верзилу за рукав;

— Вы не сердитесь, ради Бога, а кто это?

«Магда была, как порох, — вспоминала ее мать уже после Второй мировой войны. — С этим человеком она вновь почувствовала себя женщиной, не сторонницей какой-то их «партии», а женщиной. Он был очень неспокойным; он невольно приковывал внимание, ведь он менялся каждую секунду — то вскипал, то туг же окатывал вас ледяным холодом. С этим необычным человеком Магда не могла не познакомиться».

Магда знала за собой один редкий талант: стоило ей увидеть еще не признанного и никому неведомого гения, как она немедленно говорила себе: «Его ждет большое будущее, это раз, а два — я хочу с ним познакомиться».

Этим необычным человеком оказался доктор филологии тридцати лет от роду, человек пока безвестный в ее кругу, некрасивый, колченогий, смешной — Йозеф Геббельс. Вот уже несколько лет к его комичной физиономии привыкали, пусть и с неохотой, любители берлинских митингов. Ведь этот пострел обязан был поспевать всюду: как-никак с 1926 года он был нацистским гауляйтером Берлина. К его резкому голосу притерпелись; его фразы запоминались, как стихи из песен; его вертлявость, его длинное пальто, похожее на балахон, его неарийский облик уже не смешили. Все дружно кричали ему в унисон: «Евреи — наше несчастье!»

В тот летний день 1930 года из тела прекрасно одетой барышни, по совету друга, вертопраха принца Августа Вильгельма попавшей в компанию хулиганов, выпорхнула душа. С тех пор она будет кружить среди чужих людей и не вернется назад, а потом тело сгорит и рассыплется золой, а душа, как подумают католики, наверное, и сейчас горит и будет гореть.

Вскоре Магда станет любовницей Геббельса, а в конце 1931 года они поженятся.