Знание-сила, 2003 № 04 (910)

Во Франции в середине 50-х годов под влиянием открытия Роскина и сведений о препарате «круцин» фармацевтическая фирма профессора Шарля Мерье в Лионе развернула и стала финансировать подобные исследования. Был создан свой вариант препарата в замороженно-сухом варианте, трипаноза.

Во Франции в середине 50-х годов под влиянием открытия Роскина и сведений о препарате «круцин» фармацевтическая фирма профессора Шарля Мерье в Лионе развернула и стала финансировать подобные исследования. Был создан свой вариант препарата в замороженно-сухом варианте, трипаноза. Клюева и Роскин вначале использовали жидкий экстракт, неустойчивый и неудобный при хранении. Онколитическое (растворяющее клетки опухолей) действие препарата было подтверждено и в лабораторных, и в клинических опытах. Трипаноза действовала наиболее эффективно на ранние опухоли. Большие, неизлечимые опухоли поздних стадий при действии препарата уменьшались в размере. Препарат, что очень важно, снимал боль, облегчал страдания и резко улучшал самочувствие больного. Об этом согласно говорили все медсестры, причем в ситуациях, когда они при опытах не извещались о применении препарата.

Хотя опухолевые клетки не исчезали полностью из разрушенного ракового очага, они переставали активно делиться и утрачивали способность к метастазам. В конце 70-х ряд зарубежных авторов подтвердили догадку Роскина, что трипаносомный препарат стимулирует иммунологическую систему человека, облегчая борьбу с раковыми клетками. В период оттепели 60-х годов французы Кудер и Мерье посетили лабораторию Роскина. Исследователи нашли взаимопонимание. Особенно важным было абсолютное согласие в одном важном пункте: длительное применение и круцина, и трипанозы не имело вредных последствий. Этот визит помог возобновить прерванные после суда чести работы.

Здесь стоит упомянуть и об одной рассказанной в книге удивительной истории целебного действия круцина на безнадежного ракового больного. Этот случай, как в детективном романе, помог справиться с трудной задачей производственного культивирования капризной трипаносомы. Необходимый для этого точный режим аэрации был налажен при помощи талантливого инженера В.М. Эйгенброта, который работал в секретном «ящике» и отвечал, в частности, за постоянство состава воздуха в мавзолее Ленина! В мае 1956 года Эйгенброт претерпел операцию по удалению опухоли щитовидной железы, давшей уже метастазы. В конце года начались боли в позвоночнике, рентгенотерапия не помогла, весной 1957 года состояние резко ухудшилось. Но вот в 1958 году Эйгенброт проходит курс круцинотерапии, в 1959 году его работоспособность восстанавливается, и после повторного курса он возвращается к нормальной жизни на два десятилетия (стал доктором технических наук, автором 12 книг и учебников, профессором, заведующим кафедры автоматики Московского горного института). Письмо-поддержка «наверх» Эйгенброта, имевшего «доступ к телу Ленина», с приложением своей истории болезни также помогло возобновить испытания круцина в клиниках.

Что же в сухом остатке на сегодня? В Интернете я нашел сайт, где обсуждаются альтернативные пути лечения рака ( www.karlloren.com/biopsy/book). Профессор Англо-американского института безлекарственной терапии Г. Розенберг, суммируя в 1990 году исследования по трипаносомной терапии, начинает с открытия Роскина и полагает несомненно доказанной способность экстракта подавлять боль, улучшать самочувствие, аппетит, возвращать вес, не говоря уже об установленной иммуностимуляции. Он суммирует, что «нет никаких разумных оснований к тому, чтобы не токсичный трипаносомный экстракт не нашел более широкое применение в биотерапии рака». (Указан даже адрес фирмы в Лионе, по которому и сейчас можно выписать трипанозу.) В последней главе книги справедливо пишется: «В онкотерапии есть понятие «улучшение качества жизни». Снять болевой синдром, сохранить возможно дольше образ жизни здорового человека — разве это мало? Этот результат всегда присутствовал при систематическом повторении курсов трипаносомных препаратов» (с. 411). И все же применение трипаносомных препаратов оказалось в 70-е годы свернуто и во Франции, и в СССР. Почему?

На этот простой вопрос ответить нелегко. Соавтор книги Е. Левина, будучи специалистом по молекулярной биологии, причем причастным одно время к работам по круцину, содержательно рассматривает круг биологомедицинских проблем, связанных с происхождением опухолей, способов их терапии. Это, естественно, требует от читателя определенной подготовки, знания основ биологии, генетики и иммунологии (а словарика терминов в книге, увы, нет). Но иначе, видимо, нельзя, ибо легко попасть в ловушку, когда простота может оказаться хуже вороветва (см. выше суждения именитого физика И. Шкловского).

При знакомстве с судьбой изысканий Роскина и Клюевой невольно приходит на память метафора профессора Любишева: прошлое науки - не кладбище гипотез, а, скорее, собрание недостроенных архитектурных ансамблей, прерванных или по дерзости замысла, или по недостатку средств.

Иногда дерзость замысла, даже при минимальном научном знании, приносит быстрый и несомненный успех. В конце XVIII века английский сельски й врач Эдвард Дженнер (1749- 1823) решился на дерзкий эксперимент прививок людям материала коровьих вариол, чтобы породить у них устойчивость к настоящей оспе. Так появился могущественный метод вакцинации.

Вакцинация была введена в практику в Европе почти за 80 лет до того, как Пастер открыл мир микроорганизмов, дав научное обоснование иммунитета, и за 100 лет до обнаружения невидимых вирусов. Сделай Дженнер в наше время свой дерзкий опыт, минуя долгие опыты на животных, он, несомненно, подвергся бы остракизму научного сообщества за необоснованные «ненаучные» эксперименты на человеке.

С другой стороны, научное сообщество нередко признает вполне научным и не подлежащим сомнению то, что потом переходит в область суеверия. Так, до открытия хромосомных болезней в конце 1950-х педиатры полагали, что болезнь Дау на (трисомия хромосомы 21) может возникать, если женщина во время беременности но сит тяжести или подвергается стрессам.

Я пришел к выводу, то период неприятия длительностью до 25 лет — или лаг-период — в судьбе многих открытий есть некоторая инварианта.

Этот феномен связан с глубинной психологией научного творчества.

Раздумывая над причинами долгого непризнания законов Грегора Менделя в XIX веке и открытия прыгающих генов Барбарой МакКлинток в XX веке, я пришел к выводу, что период неприятия длительностью до 25 лет — или лаг-период — в судьбе многих открытий есть некоторая инварианта. Этот феномен связан с глубинной психологией научного творчества. Знание эксперта всегда личностное — скрытое, интуитивное, до поры до времени трудно верифицируемое. Именно оно играет ведущую роль в научном прозрении и в выборе пути. Первооткрывателю трудно в рамках голой логики убедить современников в своем внутреннем видении истины. А «мысль изреченная», даже в виде научной статьи, не всегда убедительна. Чем сложнее система, тем больше роль личностного знания. Особенно в биологии и медицине.