Знание-сила, 2002 № 11 (905)

Рассказывает учительница литературы Н.П. Назарова, 52 года педагогического стажа:

«Власть учителя всегда держала впроголодь, на голодном пайке интеллектуальном и материальном. Что можно было купить из одежды или что выписать?! Зато взваливала непомерную ношу – работу. Работа учителя плюс общественные обязанности. Чего стоит только одна обязанность – подписка на заем. Мы, учителя, обязаны подписаться на две зарплаты. Ходили по домам, уговаривали. Пришла к Полежаевой, а в доме шаром покати. Лавка, печка да стол.

Трагическая фигура – советский учитель. Я, учительница литературы и русского языка, упрашиваю, умоляю подписаться на заем. Кого? Толижину, в доме которой запредельная нищета. А утром на урок, где говорю о «вечном, добром и разумном», о милосердии. Для Толижиной и я – власть. Олицетворение советской власти.

К кому приходили мальчики после Афганистана? В школу, к учителю. Страшное мне поведал один мой бывший выпускник. Я должна была выслушать исповедь; что я могу ему сказать? Как мы готовили этих мальчиков? На «Малой земле» да на «Целине». Что-то важное им не сказали о жизни, о человеке. Правды не сказали. Как Гаев на леденцах проел состояние, так мы проели будущее этих мальчиков. Что Самиздат? Самиздат – это и «Горе от ума», и «Ревизор», и «Вишневый сад». Но как мы читали страницы русской классики? Как?!

Власть поставила нас в тупиковую ситуацию. Только советский учитель как-то искал, иногда находил дорогу, которая вела к правде…»

В начале 70-х годов контроль за настроениями и работой учителя стал поистине тотальным: политзанятия, школа для молодых педагогов, профсоюзные собрания и собрания трудового коллектива, горкомовские проверки, осведомится ьство. Стукачами были не только коллеги, но, что самое страшное и нравственно разлагающее, – дети.

И все же просмотрели учителя литературы Людмилу Борисовну Mai он.

Выпускница Саратовского университета, талантливая ученица Юлиана Григорьевича Оксмана и Раисы Азарьевны Резник, она жила и работала преподавателем в городе Марксе Саратовской области. Все свои силы и возможности сосредоточила она на одном- единственном: дать нравственную поддержку добросовестному и честному убеждению. «Нравственная поддержка… честному убеждению» – ее факультатив для десятиклассников, на котором она с ребятами читала, обсуждала книжные новинки, повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», публикации «Нового мира», делилась последними новостями о Ю.Г. Оксмане, о его планах создать газету типа герценовского «Колокола», о необходимости собирать информацию для этой газеты. Размышления Юлиана Григорьевича Оксмана, проза А.И. Солженицына и статья Г. Померанца «Нравственный облик исторической личности» – основа фундамента, на котором строилась работа ее факультатива по современной прозе, ее преподавание литературы, деятельность книгоноши. Жить по совести – ее ответ 70-м годам.

В конце ноября 1968 гола в Саратовском университете читали лекции Раиса Давыдовна Орлова и Лев Зиновьевич Копелев. Людмила Борисовна приглашает их почитать лекции в Марксе провинциальным учителям. Лев Зиновьевич – товариш Солженицына, первый его читатель, и она была настойчива, убеждала учителей и отцов города, доставала машину. Ездила с школьниками в Рязань в надежде встретиться с Александром Исаевичем.

Все началось с Егоровой – «дамы с тевтонским лицом.., «литератора по роду занятий».

Егорова отправилась в Саратов на семинар секретарей школьных парторганизаций. Там выступал секретарь обкома по идеологии, некто Черных, известный черносотенец, погром шик. Он говорил о борьбе идеологий и привел в пример Солженицына. Егорова сразу затрепыхалась и задала во всеуслышание вопрос: как же ей, бедной, теперь быть? Приезжали ученые лекторы из Москвы, которые «восхваляли Солженицына»… В Марксе по начальству пошел переполох».

Ее стали планомерно выживать из Маркса. Ее, о которой Раиса Азарьевна Резник писала: «Люся – работник редкой породы, потому что умеет быть хлебом, лекарством и праздником для учеников».

В конце 1970 года решением горкома КПСС г. Маркса JI.Б. Магон была отстранена от работы. Ее не сумели устроить на преподавательскую работу. Нашлось место экскурсовода в Тарханах – Лермонтовском музее. Но вскоре она вынуждена была вернуться в Маркс: тяжело заболела мама. Единственно возможная для нее работа в городе – воспитателя в спецшколе (бывшая колония для несовершеннолетних).

«Людмила Борисовна ломала стереотипы Зоны. Все – книги из Зоны, а она – Диккенса и Я. Корчака – в Зону. Они конфеты, шоколад – из Зоны, а она – в Зону. Дети для служащих Зоны – «мусор», «помойка», а она детей к себе в Дом. Зона, уничтожая личность, тиражировала себе подобных. Людмила Борисовна выхаживала, растила душу мальчишек. Зона не могла простить гуманного отношения к детям Людмиле Борисовне». (Орлова Р., Копелев Л. «Мы жили в Москве»).

Выдавливая Людмилу Борисовну из колонии, начальство било по самому уязвимому – детям. Отряд расформировали, разбросали. «О любви к ней ребят говорит еще один кошмарный случай, – писала И. Шварц Копелевым. – Одного мальчика 10-11 лет перевели насильственно из ее группы в другую. Мальчонка плакал (колонист!), умоляя начальство вернуть его к Людмиле Борисовне, взбунтовался, был посажен в карцер и там повесился».

Уход из тюрьмы предрешен. 19 марта 1974 года Людмила Борисовна Магон скончалась от кровоизлияния в мозг.

13 мая 1971 года она записала в своем дневнике: «Просветительство я считаю одним из самых серьезных и необходимых занятий на свете. Во благо общественных катаклизмов я верю мало, в природе господствуют законы эволюции. Просветительство, мне кажется, сродни им. Это как хлебопашество и прочие корневые специальности, без каких нет человека. Я чту просветителей всех времен и народов и верю в его неодолимость. Для меня это столь же верно, как то, что рукописи не горят»…

В учебнике истории о настоящем учителе нет ни строчки. О трагическом взаимодействии учителя и власти тоже ни слова. Работая с архивными материалами, документами, мемуарами, мы открыли неведомый мир – мир учителей. И были потрясены кропотливой черновой работой учителей. Увидели личность учителя, драматизм и красота которой всегда была скрыта от нас. Почувствовали силу нравственного сопротивления власти.

Наше исследование – это попытка разрушить стереотипы восприятия советского учителя…

Американский ихтиолог Кристофер Кларк из Корнелльского университета изучил звуковые сигналы, издаваемые синими китами и китами-горбачами и сопоставил их. Первые обладаю! самыми громкими голосами во всей толще океана. Однако зонги, как можно назвать зто звукоизвлечение, выдаются на такой низкой ноте, что люди не в состоянии их расслышать. Зонги повторяются с интервалом 128 секунд и имеют период в 25 минут. Обычно они монотонные, состоят из пяти низких тонов и чередуются в произвольных комбинациях. Они точно указывают местоположение кита и служат для обозначения бассейна его обитания.