Знание-сила, 2002 №04 (898)

Если дальнейшие исследования пройдут успешно, то в скором времени человечество будет осчастливлено самым эффективным лекарством от иммунодефицита.

Для специалистов по охране ответственных объектов широкое поле науки биометрии обычно сводится к таким технологиям, которые способны распознавать, скажем, пользователей компьютеров в закрытой сети по особенностям отпечатков пальцев или голоса, радужной оболочки и сетчатки глаза и всего того, что свойственно конкретному человеку. Большего и не требуется для «секьюрити».

Однако после взрыва террористами многоэтажной казармы, принадлежащей армейскому подразделению США в Саудовской Аравии, Пентагон был вынужден объявить первостепенной задачу защиты своих военнослужащих. С этой целью инженерам предстоит совместить в единой системе все посты видеонаблюдений и экспериментальные устройства сканирования лица человека.

Известное агентство DARPA министерства обороны США создает цепь контроля своих зон за рубежом с установкой биометрических сенсоров вокруг них. Новая программа позволит проводить идентификацию, то есть опознавание внешности, на расстоянии тридцати – ста пятидесяти метров. Кроме того, такой постоянный мониторинг будет выделять подозрительные лица из числа проходящих посетителей, отмечать их присутствие вблизи зоны, сличать полученные результаты с хранимыми в криминальной базе данных. Таким образом повысится безопасность оборонных и секретных служб США как за границей, так и внутри страны – безопасность от проникновения террористов и экстремистов. Для этого их надо знать в лицо.

Уникальное стадо овец в десять тысяч голов пасется нынче на лугах Новой Зеландии. Внешне – овцы как овцы, а внутри вроде бы немножко люди: этим овечкам привили человеческие гены. За что их так? Оказывается, ради научного эксперимента: ученые предполагают, что от генов человека протеин молока животных станет очень полезным для излечения многих болезней, в частности опухоли мочевого пузыря-у людей, разумеется, а не у овец.

Ольга Балла

Поздней весной 1987 года автору этих строк, позднесоветскому гуманитарию почти двадцати двух лет от роду, полному внутренних брожений и чувства многообразной потерянности, попала в руки книжка с названием «Порядок из хаоса».

Менее всего такое название вызывало ассоциации с естествознанием (областью, тяжело чуждой автору в его школьные годы, сохранившему в воспоминаниях от уроков физики чувство тоски, от математики – беспомощности, от химии – безнадежного отсутствия и от всего вместе – вины и неадекватности). Проецировалось на него скорее ожидание рассуждений о чем-то «экзистенциальном» (как уже тогда любил выражаться упомянутый автор). Ожиданий не поколебал и подзаголовок: «Новый диалог человека с природой». Подозревалось, что имеется в виду больше человек, нежели природа, его позиции по отношению к партнеру по этому диалогу. Названия частей и глав звучали жадному до метафор сознанию сладкой музыкой: «Иллюзия универсального», «От технологии к космологии», «Наука о сложности», «От бытия к становлению», «Переоткрытие времени», «Состояние внутреннего мира»…

Книга, однако, оказалась именно естественнонаучной. И хаос имелся в виду не метафорический и не «экзистенциальный», а самый что ни на есть буквальный: как состояние вещества, того самого, которым занимаются физика и химия. Упрямый и самолюбивый автор, проклиная большую недоученность в школе всех этих материй, продирался сквозь главы, полные химических, физических, биологических рассуждений, среди которых, впрочем, неожиданно попадались цитаты, например, из Гете.

А дальше было еще удивительнее: ожидания-то вовсе не оказались обманутыми. Речь действительно шла о человеке и его позициях, несмотря на го, что велась эта речь как будто на языке естественных наук и на материале их традиционных предметов. Первым чувством от этой книги стала возбужденная радость неожиданного открытия: родства естественнонаучной и гуманитарной мысли. Оказывалось, что эти две ветви мысли имеют общие корни, и более того, эти корни – скорее «гуманитарного» порядка! Во всяком случае, они – в плоскости того, что не «понимается» с помощью каких бы то ни было инструментов, а проживаются: Время, Становление, Судьба, Выбор… Обычно этим занимались области, известные под названием гуманитарных. Искусство прежде всего. И гуманитарные науки. И еще философия, конечно, которую тоже хотелось считать чем-то гуманитарным. А тут вот, нате вам – химия и физика!

Значит, можно естественнонаучным языком говорить о человеческих (в том числе и «слишком человеческих») ценностях и смыслах? Да без редукции? Да без насилия нал человеческим естеством, а напротив, с сугубым к нему вниманием?!

Более того, Пригожин провоцировал на аналогии. Он прямо и прозрачно прочитывался как метафора, чуть ли не иносказание демократических идеалов. Словесные обороты вроде «самоорганизация», «степени свободы», словно нарочно предназначенных для прочтения непрофессионального, насыщенного «профанными» – политическими, конечно же, – смыслами, казалось, апеллировали прямо к этим смыслам поверх требований профессионально подготовленного восприятия. Ага, думалось автору сих строк, тогда еще проживавшему страстное увлечение диссидентством, все же ясно: большевики превратили страну в замкнутую систему, которую чуть не погубило нарастание в ней «энтропии», но само естество против них: свобода – в природе вещей. Поэтому конец противоестественной власти неминуем. «Стихия» размоет ее построения. А затем она, стихия, конечно же, сама справится со своей стихийностью. В ней самой достаточно возможностей смысла, и она сама же их и выявит. Она сама, а не внешние ей организующие силы, чем бы они ни были. С пригожи неким «хаосом» легко ассоциировались любые – от политических до собственных душевных – брожения и неустроенности; и хаос казался обещанием плодотворности, смысла, «порядка». Пригожин был пережит не только как раздвигание интеллектуальных горизонтов, но и как надежное обещание возможности очень широко понятого освобождения. Освобождения как естественного обретения формы.

Господи Боже, думалось взвинченному от восторга читателю, да это переворот в мышлении. Это же начало нового этапа в понимании мира.

Полет мысли, полет волос, летящая конструкция – единство формы и содержания, единство начала человеческого и технического.