Знание-сила, 2002 №02 (896)

В. Захаров:– Я думаю, все объясняется той неожиданностью, с которой возник «Мамут» в качестве генерального подрядчика операции по подъему «Курска», тогда как прежде речь шла о совсем других кампаниях. Да, «Мамут», безусловно, заработал на подъеме «Курска». Но сумма сделки не идет ни в какое сравнение с теми потерями, которые бы понесла компания в случае, если бы операция закончилась неудачей. В этом случае на дно вместе с «Курском» легла бы репутация «Мамута». А это резко снизило бы число заказов по всему миру и грозило бы компании банкротством.

Б. Соколов:– Вячеслав Юрьевич, в чем выразилось содействие российского флота операции по подъему «Курска» и, в частности, какова была роль российских водолазов?

В. Захаров:– По условиям контракта, в операции по подъему «Курска» должны были участвовать 16 российских водолазов и 16 водолазов, нанятых голландской стороной, – шотландцев и норвежцев. Российские водолазы занимались резкой технологических отверстий на корпусе лодки. Поскольку такую работу они делали впервые, то, естественно, она шла у них гораздо медленнее, чем у западных коллег. Возникла угроза, что мы не уложимся в срок и сорвем операцию. Из центрального офиса «Мамута» в Голландии пришло распоряжение добиться согласия генерального заказчика – Военно-Морского Флота России на отзыв российских водолазов и их замену профессионалами- шотландцами. Однако сначала такое предложение было встречено российской стороной в штыки. ВМФ и ЦКБ «Рубин» утверждали, что это «Мамут» затянул сроки работ, а теперь пытается свалить ответственность за это на российскую сторону. Тогда я направил официальное письмо руководству флота и «Рубина» с просьбой решить вопрос с водолазами. К чести российской стороны, на этот раз она прислушалась к нашим аргументам. Они сводились к следующему: к концу процесса резки технологических окон мастерство, профессионализм российских водолазов уже во многом приблизились к уровню шотландских и норвежских водолазов. Однако сейчас предстоит новый вид работы – заводка в окна грузозахватных приспособлений. Он потребует обучения новым приемам, а времени на это нет. Поэтому, чтобы не поставить под угрозу подъем «Курска», россиян необходимо заменить. Военные и «Рубин» на этот раз согласились с резон ностью моих доводов, и российских водолазов на заключительном этапе подводных работ сменили шотландцы.

Российский флот очень помог нам в финальной фазе операции, когда должен был производиться завод понтонов под баржу. Мы не смогли завести понтоны сразу, поскольку были ошибки в расчетах. Расчеты, разумеется, исправляли специалисты «Мамута». А вот необходимые механизмы и буксиры оперативно предоставил нам Северный флот. Не могу не помянуть добрым словом начальника тыловой службы адмирала Смолякова. И директора Росляковского судоремонтного завода, быстро изготовившего дополнительные понтоны.

Б. Соколов:– А как вы оцениваете встречу президента Путина с участниками операции и последующие кадровые перестановки на флоте?

В. Захаров:– Характерно, что на встрече российских представителей было раз в пять-семь больше, чем представителей голландской стороны, тех, кто действительно поднимал лодку ВМФ пытался продемонстрировать Путину: вот кто поднимал лодку, кто достоин наград. Но лейтмотивом президентского выступления, мне кажется, был намек военным: мы знаем, кто в действительности играл решающую роль в подъеме «Курска».

Б. Соколов:– Не получили ли вы от операции по подъему «Курска» своего рода чувства эстетического удовлетворения? Мне кажется, что операция была проведена не только технически безукоризненно, но еще и красиво. Каждое удачное решение, на мой взгляд. обладает своей неповторимой красотой.

В. Захаров:– Ну, вам виднее. Я, конечно, не могу быть объективен в оценке операции, в разработке и осуществлении которой принимал самое активное участие. Мне, несомненно, нравится этот проект. Да, наверное, операция по подъему «Курска» по- своему красива. Но надо помнить, что нам приходилось ликвидировать последствия трагедии, унесшей жизни 118 человек.

Андрей Чернышов

Современный российский интеллигент привычно умиляется, обнаружив у Бердяева или Щедрина сегодняшние проблемы, да еще изложенные «удивительно современным языком».

У меня же такого рода совпадения порождают устойчивое и все усиливающееся чувство тревоги.

Не означают ли они, что механизм русской культуры на протяжении как минимум последних ста лет работает исключительно в режиме самовоспроизводства, причем и это обеспечивается только катастрофическими способами?

Если так, то семьдесят с лишним лет коммунистической власти в России предстают лишь частным проявлением гораздо более обширного по времени и гораздо более сложного по своему существу кризиса русской культурной модели. Прощание с «реальным социализмом» происходит у нас столь болезненно именно потому, что, в отличие от стран Восточной Европы, он представлял собой в первую очередь специфически российский культурный (а не экономический, политический, идеологический) феномен, то есть вполне закономерный результат развития или видоизменения национальной культурной модели. Тогда наш нынешний кризис суть кризис культурный, чем и определяется его болезненность.

Чтобы понять его природу, нам, как требует культурология, надлежит исследовать свойственные данной культуре механизмы мифологической рефлексии. «Мифологической рефлексией» я называю процесс остранения мифа, превращение его в объект пристального всматривания, напряженного разглядывания. Далеко не всегда это процесс интеллектуальный, аналитический. Цель мифологической рефлексии – присвоить или отторгнуть миф, что в конце концов определяется не логикой и аналитическими упражнениями.

Разумеется, совсем не все наши соотечественники испытывают потребность в какой бы то ни было рефлексии наличной мифологии. Можно выделить даже группу с четко очерченным ядром и очень размытыми границами, агрессивно противостоящую любым попыткам остранения мифа, чем бы эти попытки не мотивировались. Это – так называемые сталинисты, хотя сам по себе термин крайне неточен. Многие из «сталинистов» отнюдь не питают сильной любви к Сталину, но считают нужным защищать его от нападок, поскольку для них изменение официальных оценок Сталина и его эпохи означает ломку привычных мифологических представлений о времени-пространстве, причинности, доблести и воздаянии за нее и так далее.