Знание-сила, 2002 №01 (895)

А рисунки ваших маленьких детей, эти бесконечные каляки-маляки, которыми они всегда готовы испортить девственную поверхность листа бумаги? Призвав на помощь все свое терпение, родитель показывает, как довольно просто изобразить человечка, козу, домик; нет, из моего ребенка явно не выйдет Репин, разве что, может быть, Кандинский… Между тем ваш двухлетний сын вовсе и не добивается сходства своих каляк с неким реальным предметом, он просто хочет оставить свой след на пространстве чистого листа и тем самым лишний раз подтвердить, что он есть, существует, способен материализовать свое присутствие в мире, в доме, – это самое главное для него. Ваша трехлетняя дочь заворожена вовсе не вашим мастерством живописца, а своей способностью дойти до самого края, в данном случае листа, и, лихо развернувшись (тут каляка-маляка, сделав петлю, уходит вновь в глубь белого пространства), вовремя уйти от опасности.

Не из вредности ребенок крутится под ногами и строит свою башню из кубиков на самом проходе, когда вы мечетесь по квартире, накрывая стол для гостей, вам в эту минуту совсем не до него, он выпал из поля вашего зрения и настойчиво стремится вновь туда попасть, по возможности занять там самое видное место. Он уверен: что упало, то пропало, все, что не видно, на что он перестает обращать внимание, туг же исчезает; вот он и боится исчезнуть, и желает немедленно получить подтверждение тому, что существует, хотя бы через окрик, но лучше бы через мимолетное касание, беглое мамино: «Я тебя люблю».

И не от жадности малыш ревниво косится на то, как ребенка вашей подруги укладывают в его кровать, не зря он несколько раз спросит, скоро ли уйдет захватчик и в самом ли деле уйдет вообще: захваченное могут и не вернуть, и тогда он сам окажется без места – очень важное для ребенка понятие, также подтверждающее его существование, его право на присутствие в доме и в вашей жизни. Потому и не стоит садиться на его место за завтраком, наливать себе чай в его кружечку со слоником, у вас своя должна быть, и если каждый сидит на своем месте, ест из своей тарелки, пьет из своей чашки, малыш лишний раз убеждается в стабильности, незыблемости и правильности мироустройства. Когда вы в шутку пытаетесь улечься в его кровать, вы на самом деле не учите его делиться и не преподносите первые уроки сопоставления величины предметов – вы покушаетесь на основы его мироздания и, естественно, вызываете в ответ лишь тревогу и раздражение.

Пространство дома вовсе не настолько безопасно, как кажется взрослым; с уходом родителей, с погашенным светом, просто в тишине за шкафом оживают персонажи другого, воображаемого мира, порой забавные и добрые, часто – угрожающие. Одиннадцатилетняя (!) девочка, съежившись в кресле, ждет возвращения мамы из магазина: с плаката на нее смотрит Майкл Джексон, он может сейчас, когда она осталась беззащитной, вылезти и задушить ее. Плакат на двери ее комнаты повесили родители: им нравится Майкл Джексон, а девочка уже большая и «не должна бояться». В трещину на потолке ребенка запросто могут утащить неведомо куда: из пятна на полу вот сейчас высунется рука и… оказывается, ребенку куда проще пройти ночью по темной улице (на которой любому взрослому становится не по себе), чем остаться дома одному.

Во все времена дети находили минуточку, чтобы со страстью, играя, осваивать окружающий мир.

И во все времена взрослые относились к этому в лучшем случае снисходительно, не считая подобные занятия полезными и опасаясь возможных несчастий

Очевидно, страхи, склонности, представления детей, описанные Осориной, принадлежат к базовым психологическим особенностям маленького человека, повторяющимся в разные времена и у разных народов. Некоторые объединяют человека с животным: готовность охранять «свою» территорию от вторжения чужаков, например. Осваивают территорию дети разных народов примерно одинаково: американский психолог Роджер Хэрт, специально поселившийся на год в крохотном городке, где не наберется и сотни детей, описал, как это там происходит, и пришел к выводам, подтвержденным позже психологом русским. Оказалось, что мальчики намного активнее занимаются этим, чем девочки, и их вылазки за пределы знакомого, определенного взрослыми круга происходят чаще и простираются дальше, хотя ограничивают в этом мальчиков гораздо жестче. Кроме того, Хэрт выяснил, что объем освоенной территории растет медленно, но неуклонно вплоть до поступления в школу; с этого момента начинается подлинный прорыв, скачок; следующий скачок подросток сделает, сев на велосипед.

Многие детские представления ярко запечатлены в фольклоре разных стран; более того, там же заключено и противоядие от очень древних' страхов, которые некогда были вполне обоснованы (культурная генетика заставляет наших современников испытывать страх и отвращение к змеям, но она молчит насчет опасности автомобиля для ребенка – культурные стереотипы такого рода складываются столетиями, автомобиль же относительно молод).

И только одну чисто русскую особенность детских занятий фиксирует психолог: катание на ледяных горках на ногах. На попе, на спине, на животе, на санках – пожалуйста, такой способ вы найдете повсюду в мире, и повсюду в мире это дает детям лишнюю возможность соприкоснуться всем телом с твердью земли, снега, дерева или металла, каждой клеточкой ощутить колебания рельефа, почувствовать стремительность движения непосредственно, а не через стекло вагона или машины. Но ледяные горки, оказывается, есть только у нас, и только для нашего подростка высший шик – скатиться с такой горы на ногах и не уласть. Правда, эту фразу скоро придется переместить из настоящего времени в прошедшее: во дворах Москвы и Петербурга классические русские горки вытесняются легкими изящными металлическими, с которых можно кататься и летом и которые, очевидно, больше радуют взгляд чиновников от благоустройства (о том, насколько детские площадки соответствуют – не соответствуют – психологическим потребностям детей разных возрастов, разговор особый).