Знание-сила, 2002 №01 (895)

Слабые люди утешаются такими словами; сильные воспринимают их как догму или как руководство к действию. Сильный духом и телом китаец Жань Минь, приближенный и усыновленный тираном Ши Ху, почувствовал, что Небо избрало его мстителем за поруганную честь народа и державы. После смерти Ши Ху в 350 году Жань Минь произвел военный переворот с простым лозунгом: «Китайцы, убивайте варваров!».

Население долины Хуанхэ откликнулось е такой же готовностью, как жители Малой Азии на призыв Митрилата Евпатора убивать всех римлян. Вскоре в империи Чжао не осталось ни одного живого хунна; погибли даже «многие китайцы с возвышенными носами», похожие на американских индейцев. Такого геноцида по расовому признаку еще не бывало в Средиземноморье!

Легко угадать реакцию прочих «варваров» на геноцид хуннов и цзелу. Даже враги хуннов объявили себя мстителями за убитых инородцев и вторглись на бесхозные земли царства Чжао, мало задумываясь о том, какая участь ждет их самих в случае победы. Северо-восточные кочевники сяньби во главе с родом Муюн; северо-западные табгачи, возглавляемые выборными ханами; западные тангуты (ди) и юго-западные тибетцы (кяны), живущие родовым строем, – все бросились делить наследство тирана Ши Ху и мстителя Жань Миня.

Наибольшую доблесть проявили тибетцы: их вождь Яо Сян разбил в бою Жань М иня, но не сумел ни убить его, ни взять в плен. За это старик- отец приказал выпороть победителя: ведь покарать изменника гораздо важнее, чем пролить кровь его воинов! Беглец Жань Минь потерпел новое поражение от войска сяньби под командой Муюна Ко и на этот раз пал в бою. Стоявшая поблизости южнокитайская армия не вмешалась в войну: правители империи Цзинь заняты освоением Юга и не спешат принять ответственность за все, что происходит в одичавшем Северном Китае.

Такую же умеренность проявили победители – сяньби. Их царь Муюн Цзюнь принял императорский титул, назвал свою державу Янь (в честь еще одного из древнекитайских княжеств), но не начал войну с империей Цзинь. хотя в Поднебесной (по определению) не может быть двух императоров. Династия Муюнов старалась овладеть лишь теми землями, где коренные китайцы находятся в меньшинстве и где поэтому невозможен мятеж вроде того, что поднял Жань Минь. Но свято место не бывает пусто, кто-то должен был занять владения истребленных хуннов и тирана Ши Ху. Табгачи и тибетцы избежали этого соблазна по климатическим соображениям. Одно дело – геройствовать и брать добычу на китайских землях, другое дело – поселиться там, сменив родную сухую степь или холодное плоскогорье на влажные субтропики долины Хуанхэ.

Напротив, тангуты поддались великодержавному соблазну. Их вождь Фу Цзянь I захватил Чанъань и назвал свое царство Цинь в честь дикого западного княжества, впервые сплотившего Поднебесную в ту пору, когда Рим насмерть воевал с Карфагеном. Тогда строители первой империи наделали уйму ошибок: был геноцид побежденных, сожжение «лишних» книг, казни непослушных грамотеев. Всех этих перегибов и преступлений намерен избежать благочестивый Фу Цзянь II, обратив свой взор к великому учителю – Будде. В новой империи все жители (китайцы и хунны, тангуты и кяны, табгачи и сяньби) должны чувствовать себя сыновьями, а не пасынками! Тогда рубежи Серединной Державы (Чжун Го) совпадут с границами Поднебесной Ойкумены (Тянь Ся), повсюду воцарится мир и общее процветание.

Точно так же рассуждал шесть веков назад индийский император Ашока Маурья – гуманный современник Цинь Ши-хуанди, объявивший буддизм государственной религией Индии. В этом деле Ашока преуспел, подобно Константину I, и не диво: буддийская традиция насчитывала тогда уже три столетия. Но избежать массового кровопролития при расширении империи Ашока все же не сумел. Не удалось ему и удержать власть: слишком праведного монарха свергли почтительные, но трезво мыслящие сыновья. Теперь Фу Цзянь усугубляет ошибки Ашоки в Китае, где буддизм не имеет серьезной традиции. Тангугский владыка только что подчинил царство Муюнов, нанес поражение тибетцам* отразил набеги табгачей. Осталось последнее, главное дело: присоединить к Северному Китаю южную империю Цзинь, сражаясь и миротворствуя под знаменем буддизма!

Таков геройский замысел Фу Цзяня. Но убедить в его величии своих простодушных воевод император не в силах: буддийская проповедь чужда тангутским воякам. Они готовы терпеть рядом с собою вооруженных иноплеменников (вчерашних врагов), лишь пока и поскольку войско Фу Цзяня побеждает южан. Но первое же поражение империей или даже боевая ничья разрушит хрупкое доверие между бойцами лоскутной империи. Огромная армия Новой Цинь рассыплется сама собой, не скрепленная ни привычной дисциплиной (как было в Старшей Цинь со времен Шан Яна), ни общим религиозным духом, как будет в Новом Риме (Византии) через два столетия после первых опытов Константина.

Голова Будды (фрагмент статуи?). Гандхара, III – IV вв. В ту эпоху область Гандхара (ныне это территория Пакистана) была частью Кушанского царства. Здесь появляются первые портреты Будды; они изображают идеального человека. Прежде Будду изображали в виде символа

Новым этносам Поднебесной тоже понадобятся еще два столетия взаимной притирки, чтобы срастись воедино в блестящей империи Тан, современнице и партнере славной Византии. Государственный буддизм также не приживется в Поднебесной, будучи скомпрометирован сперва тиранией Ши Ху, а затем несбыточными фантазиями Фу Цзяня и иных царственных варваров. Впрочем, изгнанные из Китая буддийские монахи создадут блестящий интеллектуальный центр в пещерах Дуньхуана: оттуда буддийская проповедь широко распространится по Великой Степи.

А в середине IV века в Степи назревают важные события после долгого перерыва, вызванного вековой засухой. Трасса циклонов, движущихся поперек Евразии от Атлантики до Тибета, вновь сдвинулась из таежной зоны в степную; степь зазеленела, скот умножился, пиши хватает на всех, и вновь просыпается древняя удаль кочевников. На дальнем западе, в Приуралье, этот процесс породил кочевую державу гуннов. На Дальнем Востоке, между Алтаем и Маньчжурией, проявились два этноса разного сорта – табгачи и жужани. Описать их культуру и политику очень просто: табгачи – достойные преемники хуннов, а жужани – полный аналог цзелу. Кстати, западные гунны (наследники отколовшейся ветви древних хуннов) очень похожи на жужаней, но мало похожи на табгачей. Почему так вышло?

Спасаясь от войск империи Хань, от Маньчжурии до Урала добралось немного хуннов, но это были самые отважные, упорные и дружные бойцы. Скрывшись в горных лесах от степной засухи, эти герои стали примером для многих местных удальцов из разных племен. Так на западе и на востоке Степи одновременно сложились орды – демократические общины воинов, сосуществующие и конкурирующие с родами скотоводов. Как только степь зазеленела от дождей, орда устремилась вдаль за добычей и славой. По дороге гунны вбирали в свои ряды всех «людей длинной воли», привычных к степной войне и убежденных, что лучшей доли не бывает. Такая система устойчива лишь в режиме непрерывного наступления, на пути от победы к победе: эту особенность гуннов (процветание без родины) с удивлением отметил Аммиан Марцеллин. Любая остановка или неудача раскалывает народ-войско, а поселившись среди покоренных земледельцев, он быстро разлагается и исчезает.