Знание-сила, 2001 №06 (888)

Как же объяснить «кембрийскую революцию» – внезапное и одновременное, словно по мановению волшебной палочки, появление практически всех современных типов животных? Вот как описывал его один из ведущих специалистов по кембрию А.Ю. Розанов: «Двигаясь вверх по разрезу от докембрийских порол к кембрийским, мы адруг обнаруживаем в какой-то момент, что порода насыщена многочисленными и разнообразными остатками организмов, облик которых уже более или менее привычен для нас. Здесь начинают встречаться обычные для всего фанерозоя остатки губок, моллюсков, брахиопод и других организмов. Непривычны только их размеры (первые миллиметры)».

Можно, конечно, предположить, что животные и вправду появились в кембрии сразу и из ниоткуда, словно кролик из шляпы фокусника. Однако есть другое, причем куда более логичное объяснение. Скорее всего, в докембрии существовала богатая фауна мелких бесскелетных организмов (уровня простейших и коловраток). Ее представители периодически совершали «попытки» выйти в крупный размерный класс, но лишь последняя из этих попыток – кембрийская – оказалась вполне успешной. Шансов попасть в захоронение у таких существ не было, ведь они лишены скелета, целлюлозной оболочки или хотя бы слизистого чехла (как водоросли и бактерии). Отсюда их отсутствие в палеонтологической летописи. Последнее обстоятельство вроде бы делает данную гипотезу непроверяемой, а цена таких гипотез невелика… Однако, если не сохранились отпечатки самих организмов, нельзя ли попытаться обнаружить какие-нибудь следы жизнедеятельности или иные косвенные указания на их существование?

Такие следы есть. В осадках докембрия часто находят мелкие или мельчайшие гранулы, обо гашенные органикой, трактуемые как фекальные пеллеты, то есть остатки пищи, прошедшей через организм неких существ. Этими существами, вероятно, и была искомая «мелочь», подросшая в кембрии до более внушительных размеров. Есть еще косвенное свидетельство: в 1987 году М.Б. Бурзин путем расчетов показал, что только присутствием «незримых» (не оставивших иных следов, кроме пеллет) существ можно объяснить своеобразие эволюции древнего фитопланктона.

Выходит, что, изучая древнюю жизнь, мы отдали дань только крупным «солистам» из хайнаньской, эдиакарской и фанерозоиской биоты, не замечая «кордебалет» из микроскопического зоопланктона. Именно в нем скорее всего и находились предки современных животных, которые еше в протерозое претерпели сложную эволюцию, прежде чем грянула «кембрийская скелетная революция». Появление минеральных скелетов всего лишь «сняло с них шапку-невидимку», сделав доступными для палеонтологии.

Тут, правда, возникает новый вопрос: а почему, собственно, именно тогда, 540 миллионов лет назад, вдруг начали строить скелеты самые разные группы животные – от губок до членистоногих и моллюсков, а также водоросли и многие простейшие? Может быть, произошла внезапная смена химизма океанской воды? Или?.. Впрочем, как говаривали Стругацкие, «это уже совсем другая история».

Самыми крупными подразделениями геохронологической шкалы являются зоны: фанерозой (от греческого «фанерос» – видимый, явный, и «зоэ» – жизнь; самый ранний период этого зона – кембрий) и криптозой («криптом» – по-гречески «скрытый»), или докембрий. Фундаментальное разделение геохронологической шкалы на фанерозой, самым ранним периодом которого является кембрий (начавшийся 0,54 миллиарда лет назад) и докембрий (0,54-4,5 миллиарда лет), основано на наличии или отсутствии в соответствующих осадочных породах ископаемых останков организмов, имевших твердый скелет.

Евгений Ясин

Мы продолжаем публиковать беседы профессора экономики Евгения Ясина с корреспондентами радиостанции «Эхо Москвы». Разговор ведет Ольга Бычкова.

О. Бычкова: – В чем же все-таки суть либеральных реформ Гайдара f о которых спорят до сих пор? Нельзя ли было тогда обойтись без шока, действовать как-то иначе?

Е. Ясин: – Я вспоминаю свой разговор с Михаилом Зиновьевичем Юрьевым, тогда депутатом Думы и вицеспикером, в 1993 году. Он спросил меня: «А что такое сделал Гайдар? Подумаешь, отпустил цены…» Это вроде как уже само собой разумелось, тем более что реально цены стали неуправляемы еще до решений правительства Гайдара. Тем не менее я хочу сказать – и тогда я сказал это Юрьеву, – что, в самом деле, главной рыночной реформой была либерализация цен.

Это была не только либерализация цен, но и демонтаж планово-распределительной системы: два процесса переплетались и шли одновременно. Интересно, помнит ли кто-нибудь, что до 1992 года у нас оставалась планово-распределительная система с государственными заданиями всем государственным предприятиям (а таковыми были практически все, исключая кооперативы, которые, однако, тоже были при государственных предприятиях). Потом эти задания стали называть госзаказом, от чего их суть не изменилась: выделялись фонды, выделялись лимиты, наряды, потребители прикреплялись к поставщикам, цены устанавливало тоже государство, хотя к тому времени многие цены уже вышли из-под контроля и росли довольно быстро. Государственное регулирование как бы сжималось: шло по меньшему числу показателей, не распространялось на кооперативы – но оно оставалось определяющим в экономике. И никто не представлял себе, как страна будет жить без этого.

Принципиальная особенность социалистической экономики заключается именно в том, что цены в ней хуже или лучше, но контролируются, и потому они перестают отражать соотношение спроса и предложения. Как только это происходит, возникает товарный дефицит. Меньше, больше, лучше было спланировано, хуже было спланировано, но дефицит – это родовой признак социализма, социалистической экономики. Либерализация цен, включая в действие рыночный механизм соотношения спроса и предложения, как раз и избавляла нас от дефицита. Это произошло буквально за несколько месяцев.

Я вспоминаю, как мы сидели в кафе в г. Шопроне в Венгрии после семинара. Моя жена спросила Егора Тимуровича Гайдара: «Егор, ты говоришь, что как только мы освободим цены, появятся товары. А откуда они возьмутся, как это так?» Он ответил: «Я не знаю, откуда они возьмутся, но они возьмутся. Вот увидите». Тогда правительство и президент обещали, что все проблемы будут решены к осени; конечно, это была неправда. Но измерять насыщенность рынка и проверять, где какой дефицит, наша статистика перестала уже к осени.