Знание-сила, 1999 № 04

В воздействии войн и вооруженных конфликтов на природу есть и другой аспект, который, насколько я знаю, до последнего времени ускользал от внимания исследователей. Наиболее ярко он проявился в судьбе лошади Пржевальского. Честно говоря, мне всегда казались сомнительными рассуждения о том, что лошадь Пржевальского погубили несколько холодных зим пятидесятых годов в Джунгарской Гоби. Если уж вид жил тысячелетия в определенной зоне, климатические факторы могут стать фатальными, только если его численность была снижена до минимума. Я предлагаю читателю иную версию гибели этого вида, которая до сих пор, насколько мне известно, не была опубликована ни в Монголии, ни в Китае, ни в СССР. Слышал я ее в 1978 году от замечательного монгольского натуралиста-самоучки, уроженца Гобийского Алтая, кандидата биологических наук Д.Эрэгдэндагвы. Поскольку исчезновение лошади Пржевальского и история молчания трех государств о важном аспекте ее истребления тесно связаны с геополитикой, нам придется обратиться к этой далекой от охраны природы области.

В 1940 году в Синьцзяне (самой западной провинции Китая) вспыхнуло очередное восстание мусульман. Его возглавил человек по имени Осман, казах по национальности, с военным образованием, полученным (по слухам) в Англии. В 1944 советские войска, чтобы ослабить Гоминьдан, вошли в провинцию Синьцзян и установили просоветскую Восточно-Туркестанскую республику со столицей в Урумчи. Во главе страны стояли местные лидеры, не чуждые социалистических веяний. После победы Мао все правительство республики отправилось на переговоры в Пекин и, как гласит официальная версия, погибло в авиационной катастрофе. В Урумчи вошли войска НОАК (народно-освободительной армии Китая), что вызвало новое восстание мусульманских народов – уйгуров и казахов. Часть повстанцев под руководством того же Османа и его сыновей ушли в Джунгарскую Гоби. Осман долгое время удачно избегал преследователей, переходя то на монгольскую, то на китайскую сторону границы. Первоначально пишу повстанцев в основном составляли угнанные табуны, но затем. когда их оттеснили из Монгольского Алтая в Гоби, они перешли на питание лошадью Пржевальского и куланами, ведь конина – традиционная и излюбленная пища многих степняков. Метод охоты на диких лошадей был следующим. Табун окружали с разных сторон на трех – четырех тачанках и косили из пулеметов перекрестным огнем. После гибели Османа в 1951 году (по монгольским источникам в 1953 году) сопротивление возглавил его сын. Движение казахских партизан в Джунгарской Гоби существовало до тех пор, пока во второй половине пятидесятых годов не было подавлено с воздуха. К этому моменту, по-видимому, от лошадей Пржевальского уже мало что осталось.

Другой пример – история зубра, она известна куда лучше. До революции дикое поголовье зубров сохранялось в двух великокняжеских охотах: Беловежской и Кубанской- В Беловежской Пуще к началу первой мировой войны насчитывалось 720 – 750 особей, а последняя дикая самка была убита в феврале 1920 года. В Кубанской охоте на Западном Кавказе перед началом войны было 500 – 600 зубров кавказского подвида. Фронт Первой мировой через Западный Кавказ не проходил, но с началом гражданской войны истребление приобрело невиданный размах, территория великокняжеских охот была местом, где скрывались банды зеленых. Несмотря на героические усилия Х.Г.Шапошникова, которому уже в 1920 году удалось учредить на территории Кубанских охот Кавказский заповедник, истребление зубров продолжалось. И хотя к официальному утверждению Совнаркомом Кавказского зубрового заповедника в 1924 году на его территории еше сохранялись 14-18 титульных животных, в то же время территорию заповедника продолжали использовать банды. В 1927 году последний кавказский зубр был убит. Полувольные группы зубров во время революции и гражданской войны были истреблены еще в трех пунктах: охотничьем парке Пилявин на Западной Украине (1917), Крымской (1917 – 1919) и Гатчинской охотах (1917).

В 1940 году в Кавказский заповедник из Аскании-Нова завезли межвидовых гибридов, так называемых зубробизонов. Чистых зубров на территории СССР тогда не было, а идея состояла во всесилье естественного отбора, то бишь предполагалось, что с его помощью гибриды, имеющие кровь тяжелых степняков бизонов и легких горных кавказских зубров, быстро превратятся в последних. Но после войны на Кавказе были созданы и популяции чистых кавказо-беловежских зубров (без примеси бизона): в Чечено-Ингушетии, в Ассиновском заказнике (ныне территория Ингушетии) и в Северной Осетии, в Цейском заказнике. В результате грузино-осетинского, осетино-ингушского вооруженных конфликтов и чеченской войны все вернулось на круги своя. Чистокровные зубры исчезают. Природоохранные фонды считают бессмысленным выделять деньги для поддержания этих популяций в прифронтовых государствах.

Двукратно повторяющаяся история зубра говорит о том, что существование этого вида просто не совместимо с огнестрельным оружием. Уже до революции он долгое время обитал только на особо охраняемых территориях. Любой социальный катаклизм ставит его на грань исчезновения.

О южно-русском собрате лошади Пржевальского, тарпане, известно, что последняя дикая кобыла, пойманная в природе, а затем вновь сбежавшая, была убита у села Ай гамак в 1879 году. Однако на конном заводе тарпаны жили вплоть до 1918 года, то есть опять же гражданская война унесла последние надежды и на сохранение тарпана как вида.

Крайне важный природоохранный аспект любой критической социальной ситуации, будь то жизнь тыла во время войны или послевоенная блокада враждебными государствами, – неполадки со снабжением топливом и, как следствие, резко возрастающая нагрузка на леса. Это происходило и в Армении, и в Чечне.

Последствия стремительного вырубания лесов в горных районах могут быть для природы катастрофическими и необратимыми. Нечто подобное тому, что сейчас происходит в Армении, по-видимому, было и в Средней Азии во время Второй мировой войны: приток огромного числа беженцев, трудности в снабжении топливом, вырубание тугайных лесов, выкашивание и выжигание тростников Точных данных мне не приходилось видеть, вероятно, они и не могли быть опубликованы. Но обращает на себя внимание тот факт, что если в тридцатые юды в некоторых районах численность туранского тигра даже возрастала, то именно в первые послевоенные годы во многих регионах были убиты последние звери. Именно начало сороковых оказалось критическим рубежом для большинства популяций туранского тигра.

Подводя итог печальной статистики, можно утверждать, что часто именно локальные войны и вооруженные конфликты ставят точку в существовании зависимых от охраны редких и исчезающих видов.