Знание – сила, 2000 №12

Очень давний автор нашего журнала и очень большой наш друг. Он начинал печататься в далеких теперь семидесятых, и возможно, старые наши читатели помнят его публикации о Байкальском рифте, о его любимице Луне, о тектонике плит.

Он был разносторонне талантливым человеком, что не редкость, но обладал одним редким талантом – талантом дружбы. Его дружественность, его отзывчивость, его умение всегда оказаться рядом – редкий дар.

Молодость Игоря пала на шестидесятые годы с их романтикой оттепели, с Политехническим и Антарктидой, в которой он зимовал и которую воспел в своих песнях. Таким он и оставался. Таким и будет в нашей памяти – с гитарой и шпагой, готовый всегда поддержать, откликнуться и спеть. Прошай, Игорь.

Игорь Андреев

В нашем сознании в связи с Нарвой, с Северной войной в целом, 300-летний юбилей которой мы будем отмечать аж до 2021 года, существует множество больших и малых мифов и стереотипов. Возникли они в разных обстоятельствах и по разному поводу, но почти всегда призваны были тешить наше национальное сознание, то есть там, где горько, – подслащивать и оправдывать, а где успешно – преувеличивать и превозносить. Поскольку почти всегда в основе подобных стереотипов присутствует неточность, искажение и даже ложь – они опасны. Опасны для действительного познания прошлого.

Опасны и для настоящего, легко превращая то, что справедливо может быть предметом гордости, в самую худшую форму национального самосознания – в гордыню.

8 августа 1700 гола в Москву пришло известие о подписании мира с Турцией. Петр мог вздохнуть с облегчением: он получал долгожданную свободу, чтобы вместе с союзниками обрушиться на шведов. Царь еще не ведал, что по злой иронии судьбы в тот же самый день число его союзников сократилось ровно вдвое. 8 августа датский король Фредерик IV, спасая свою беззащитную столицу, принужден был подписать под диктовку Карла XII условия Травентальского мира и выйти из войны. Впрочем, едва ли это печальное известие могло остановить Петра: жребий был давно брошен, осталось только перейти Рубикон. 19 августа была объявлена война Швеции. 22 ав1уста царь покинул Москву, а 24 в поход выступила и вся армия. В последовательности этих дат – Петровское пренебрежение традициями, когда отправлявшийся в поход царь торжественно покидал столицу вместе с дворовым полком. Но царь давно уже подчинялся логике дел, а не логике традиции. К тому же он просто сгорал от нетерпения скорее начать войну, и возня с переговорами в Константинополе была ему как нож к горлу. Едва этот нож оставили – он кинулся в войну.

Петра не смущало, что он начал военную кампанию осенью, когда, по обыкновению, было принято сворачивать военные действия и отводить войска на зимние квартиры. Здесь – не одно нетерпение, а и расчет: царь не собирался отставать от своих союзников в разделе шведских владений в Прибалтике. И хотя договор с Августом ограничивал его притязания Ижорской землей и Карелией, он хорошо знал способ перекраивать соглашения – взятыми и не отданными назад городами. Но еще лучше об этом было известно союзникам-соперникам. «Вы хорошо знаете, как хлопотали мы о том, чтоб отвратить его (Петра. – И.А.) от Нарвы», – писал саксонцам лифляндец Паткуль, прогнозируя еще в начале сентября все возможные последствия царского упрямства – со взятием Нарвы Петр мог двигаться на Ревель, Дерпт и, хуже всего, – на Ригу. «Поневоле станешь бояться, имея дело с таким государем, вспомнив об его силах и о всех его движениях», – продолжал Паткуль, совершенно точно повторяя в этом своем «невольном страхе» опасения, обуревавшие короля Августа. Отговорить от осады Нарвы Петра даже верткому Паткулю не удалось. Он смирился «из опасения, чтоб не раздражать его», но не отказался от интриг, чтобы в будущем «таким образом охранить право короля».

Основной удар должен был наноситься по Нарве. Ее взятие обеспечивало фланг русских войск, которым предстояло действовать в Ингрии. Под Нарву должны были сойтись армии в 63 тысячи человек, большую часть которых составляли регулярные солдатские полки.

22 сентября передовые части русских подошли к стенам Нарвы. К началу октября к крепости подтянулись полки Адама Вейде (более 11 тысяч человек) и Автомона Головина (14 тысяч человек). Войска тотчас занялись фортификационными работами: стали устанавливать батареи, рыть траншеи и ров с расчетом не только осады Нарвы, но и отражения попыток ее освобождения извне. В конце октября ударили по Нарве из орудий. Здесь выяснилось, что «бросание бомб» – занятие небезопасное и, что обидно, – малоэффективное. Оказалось, что порох был низкого качества и едва докидывал ядра до крепости; что недостаточный калибр орудий, особенно «верховых», не приводил к желаемому разрушению бастионов; что люди, наконец, плохо выучены, а некрепкие орудийные станки окончательно разбиты не неприятелем – дурной дорогой. К середине ноября из-за недостатка пороха обстрел прекратился. Надо было выуживать обозы из осенней хляби и гнать их в лагерь. К этому прибавились еще две тревожные новости, от которых царским генералам приходилось озабоченно морщить лбы. Первая новость: Август, единственный союзник Петра, снял осаду Риги и отошел на зимние квартиры. Вторая: Карл XII, одолев жесткие осенние шторма, все же высадился в Пернау (Пярну). Из этого следовало, что не имея возможности сразиться с польским королем, Карл, возможно, вознамерится схватиться с царем Петром.

26 октября навстречу королю был послан Б.П. Шереметев с дворянским ополчением – около 5 тысяч человек. Он должен был дойти до Везенберга и разведать намерения противника. Шереметев углубился на 120 верст, Везенберг занять не успел и отошел к деревне Пертц. Здесь он столкнулся со шведским разведывательным отрядом. Шереметев разбил его, получив от пленных подтверждение о движении короля с тридцатитысячной армией к Нарве, и поспешно отступил к дефиле между болотами у Пагаиоки, в 40 верстах от Нарвы. Оправдываясь перед царем, он писал, что отошел «не для боязни, для лучшей целости и для промыслу над неприятели». На самом деле, Шереметев пятился все время к Нарве из-за сильного опасения столкнуться с главными силами шведов. Но 16 ноября шведы неожиданным ударом сбили заставы Бориса Петровича у Пагаиоки, и тогда Шереметев, к великому удивлению и радости Карла XII, в ночь на 17 ноября без боя оставил эту сильнейшую позицию и побежал к нарвекому лагерю.