Ричард Прам - Эволюция красоты. Как дарвиновская теория полового отбора объясняет животный мир – и нас самих

На самом деле вопрос следует сформулировать так: какие обстоятельства вынудили мужчин сложить оружие? Какой эволюционный механизм помог снизить накал мужской конкуренции, лежащей в основе сексуального принуждения женщин? Для нас, людей, эволюционные ставки действительно высоки. Б о льшая часть особенностей, которые и делают нас людьми, – в частности, разум, сложные социальные отношения, кооперативное поведение, речь, культура, материальная культура – решающим образом связаны с продолжительным периодом детства, а также длительным периодом и высоким уровнем родительской заботы. Развитие большого сложного мозга, способного выполнять эволюционно новые когнитивные функции, требует больших затрат времени и большего родительского вклада. Как могли наши предки приобрести склонность вкладывать больше ресурсов в каждого без исключения потомка, если наиболее распространенной причиной смертности детенышей было убийство их самцами? Ясно, что никак. Эволюционное решение проблемы детоубийства было абсолютно необходимым условием для становления человека.

В эволюционной антропологии преобладает точка зрения, что сложное социальное поведение гоминид эволюционировало путем взаимодействия конкуренции между самцами и естественным отбором, направленным на экологию кормодобывания, то есть на более эффективную эксплуатацию кормовых ресурсов. В частности, антропологи-эволюционисты Брайан Хэар, Викториа Уоббер и Ричард Рэнгем высказали идею о том, что миролюбие и склонность к сотрудничеству у бонобо развились в процессе «самоодомашнивания» [313] – иными словами, под действием естественного отбора, направленного на подавление агрессии. Движителем этого процесса, по их представлениям, стали особенности трофической экологии бонобо, такие как наличие качественных наземных растительных ресурсов и отсутствие конкуренции с гориллами. Хотя подробности пока не ясны, в целом идея антропологов заключается в следующем: чем стабильнее становились социальные группы благодаря развитию кооперативного поведения, тем больше возрастала их экологическая устойчивость. Вкратце можно сказать, что гипотеза «самоодомашнивания» предполагает эволюцию социальной толерантности и кооперации в качестве экологической адаптации вида, а не перестройки социального и сексуального поведения самцов.

Хэар и Майкл Томаселло развили эту идею далее, предположив, что влияние естественного отбора на трофическую экологию могло способствовать снижению агрессивности и возрастанию социальной терпимости и у людей тоже. Признавая, что люди и бонобо приобрели способность к социальной кооперации исторически независимо друг от друга [314], исследователи все же полагают, что социальный характер человека тоже мог сформироваться путем эволюционного механизма «самоодомашнивания». Впрочем, Хэару и Томаселло пришлось поломать голову над тем, как же на самом деле происходило «самоодомашнивание» человека. Они высказали догадку, согласно которой этот процесс включал кооперативную агрессию, когда несколько подчиненных особей объединялись, чтобы убивать, изгонять или физически наказывать чрезмерно агрессивных членов группы (самцов). Хотя не совсем ясно, почему отбор на кооперативную агрессию привел к общему понижению уровня агрессивности, а не его возрастанию. Кроме того, предложенный механизм происхождения кооперативного социального поведения требует исходного наличия той самой кооперации, которую он должен объяснить; то есть особи должны обладать способностью к сотрудничеству, чтобы вместе выступать против агрессора. Наконец, авторы гипотезы не обозначили экологические условия, которые могли бы способствовать «самоодомашниванию» человека – что, собственно, и является определяющим пунктом.

За редкими исключениями, эволюционная биология человека так и не смогла встроить выбор полового партнера, сексуальный конфликт и сексуальную автономию в теории, объясняющие происхождение человека. Кроме того, очень важно отметить, что эволюция человеческого социального разума и умения взаимодействовать с сородичами потребовала существенного изменения мужской агрессивности, мужского темперамента и мужского поведения, особенно в том, что касается детоубийства. Следовательно, разве не имеет смысл подумать об эволюционных механизмах, ведущих к подавлению мужского насилия, а также относительно субъектов эволюции, наиболее выигрывающих от этого подавления? Иначе говоря, о женщинах.

Как это часто случается со многими фундаментальными вопросами, касающимися эволюции человеческой сексуальности, мы снова обнаруживаем, что древние греки и здесь проявили редкостную проницательность – на этот раз высказав свои догадки не в форме научных теорий, а в виде комедии. В пьесе Аристофана «Лисистрата» (впервые поставленной в 411 году до н. э.) афинянка по имени Лисистрата убеждает женщин двух воюющих городов, Афин и Спарты, дать общую клятву отказать в сексуальной близости мужьям и любовникам до тех пор, пока мужчины наконец-то не заключат между собой мир, чтобы положить конец кровопролитной и разрушительной Пелопонесской войне. Женская сексуальная забастовка приводит к комическому обострению сексуального конфликта, после чего мужчины в конце концов уступают требованию женщин. В Греции снова воцаряется мир – и все благодаря организованному утверждению женщинами их сексуальной автономии.

Несмотря на то что действие «Лисистраты» трудно соотнести с эволюционной временной шкалой, эта комедия все же содержит в себе кое-какие наблюдения, имеющие эволюционный смысл. Женщины намного менее терпимы к агрессии и насилию, чем мужчины. И хотя в войнах гибнет больше мужчин, чем женщин, они наносят огромный ущерб женщинам с точки зрения репродуктивного успеха, поскольку материнский вклад в рождение и воспитание гибнущих на полях сражений сыновей значительно больше, чем отцовский. Как и направленное детоубийство, гибель сыновей на войне подрывает жизненный репродуктивный успех женщин. Кроме того, из комедии видно, как решения женщин относительно секса превращаются в мощную силу, противостоящую мужскому насилию. Сексуальная забастовка сработала, потому что все до единой жительницы Афин и Спарты пришли к согласию; именно эта согласованность действий и дала женщинам необходимую силу для победы. «Механизм Лисистраты», меняющий поведение мужчин, имеет на самом деле не столько сексуальную, сколько эстетическую природу. В пьесе Аристофана женщины Греции отказались от выбора в пользу секса с мужчинами, пока те не образумятся и не станут менее кровожадными. Лисистрата дает афинянкам и спартанкам такой совет: если мужья будут силой принуждать их к близости, то нужно не сопротивляться, а сделать так, чтобы мужчины получили как можно меньше удовольствия. Она догадалась, что скоро мужчины соскучатся по полноценному, эстетическому наслаждению, которое дает лишь секс по обоюдному желанию. Тем самым женщины намеревались лишить мужчин коэволюционного эстетического удовольствия от секса в случае, если их к нему принуждают. В итоге афинянкам и спартанкам удалось смирить мужскую агрессию, не порождая затратной «гонки вооружений».