Ричард Прам - Эволюция красоты. Как дарвиновская теория полового отбора объясняет животный мир – и нас самих

Таким образом, в поисках ответа на вопрос о том, при каких условиях мужчины могут сложить оружие, комедия Аристофана учит нас, что самый эффективный способ борьбы с мужским насилием – нанести мужчинам удар в самое уязвимое место: ниже пояса.

Именно в этом я вижу эволюционный механизм снижения мужской агрессии и развития человеческого социального разума. И я убежден, что в основе этих изменений лежал не естественный отбор, а эстетический половой отбор , основанный на сексуальном выборе женщин.

Как же это могло происходить? Представьте себе предковую гоминидную популяцию, в которой оплодотворение определяется отчасти агрессивным принуждением со стороны самцов, а отчасти – предпочтениями самок к специфическим декоративным признакам самцов. Как мы видели у шалашников или манакинов, если новые сексуальные предпочтения самки возникают в отношении обновленной формы брачных признаков самца, которая по случайному совпадению сочетается с расширением сексуальной автономии самок (например, защитные беседки или кооперативное поведение самцов на токах), то эти новые предпочтения будут подхвачены эволюцией, поскольку сочетание признаков и предпочтений их будет неизменно повышать частоту ненасильственного выбора половых партнеров всеми самками в популяции. Иными словами, выбор самок будет все больше увеличивать их свободу выбора. Предпочтения самками этих признаков будут подрывать способность самцов добиваться контроля над оплодотворением с помощью физической силы и принуждения, так что доля оплодотворений вследствие свободного выбора самками партнеров будет постоянно расти. Как мы уже убедились на примере многих других внешних и поведенческих признаков, самоорганизующийся механизм эстетической коэволюции создаст новый контур обратной связи, которая будет наращивать способность самок делать свободный сексуальный выбор перед лицом сексуального насилия и принуждения.

Согласно этой гипотезе самки постепенно изменили природу социального поведения самцов благодаря тому, что в ходе эволюции они пришли к общему согласию: признаки самцов, сцепленные с агрессией и принуждением, сексуально непривлекательны.

Но если у наших человекообразных родичей самки не имели возможности выбирать себе половых партнеров, откуда эта возможность исходно взялась у людей? К сожалению, установить, когда именно заработал механизм выбора половых партнеров у человека, очень сложно, так как это должно было произойти где-то вскоре после того, как филетические линии людей и шимпанзе разделились. Мы знаем, что у горилл и шимпанзе выбор самками самцов почти отсутствует, однако когнитивный потенциал для такого выбора у наших отдаленных родичей все же есть. Люди, которые наблюдают за шимпанзе и гориллами вблизи, будь то в природе или в неволе, видят в каждой особи развитую и многостороннюю социальную личность, со своими выраженными персональными симпатиями и антипатиями, которые ясно показывают, что эти приматы отлично умеют различать и оценивать друг друга. При распаде групп у горилл или при заключении временного «брака» у шимпанзе самкам отчасти удается пользоваться выбором партнеров. Следовательно, человекообразные обезьяны наделены когнитивными способностями, необходимыми для формирования сексуальных предпочтений; другое дело, что им редко выпадает социальная возможность выразить свои желания в свободном выборе. Независимо от деталей экологической и социальной обстановки, в которой выбор полового партнера мог возникнуть у наших гоминидных предков, несложно себе представить, что в эволюционной линии, приведшей к человеку, древние самки были вполне способны осуществлять свободный сексуальный выбор, как только для этого возникли социальные возможности.

Ранее я назвал этот эволюционный механизм эстетической коррекцией , так как он подразумевает использование эстетического полового отбора для «исправления», или коррекции, поведения самцов, в результате которой они становятся менее жестокими и склонными к насилию. У человека эстетическая коррекция включает в себя специфический процесс эстетического разоружения . Под разоружением я имею в виду главным образом редукцию признаков, использующихся в конкуренции между самцами, за счет сексуального выбора самок. Наиболее яркими примерами такого процесса в эволюционной истории человека являются физические признаки – увеличенный размер тела и длинные, острые клыки, – с помощью которых самцы приматов агрессивно контролируют друг друга, а также самок и их детенышей.

Хотя мужчины по-прежнему в основном крупнее женщин, наша эволюционная история [315]отмечена резким уменьшением размерного полового диморфизма – иначе говоря, межполовой разницы в массе тела. Самцы орангутанов и горилл – настоящие великаны по сравнению с самками: в среднем они крупнее своих соплеменниц более чем в два раза. У шимпанзе и бонобо размерный половой диморфизм выражен значительно слабее: самцы крупнее самок всего на 25–35 процентов. Однако у людей эта разница еще меньше и составляет только 16 процентов. Это означает сильнейшие потери в физическом преимуществе, которое мужчины имеют перед женщинами в случае конфликта. Разумеется, мужчины по-прежнему сильно превосходят женщин физически в плане размеров тела. В конце концов, весовые категории борцов и боксеров, разделение на которые призвано обеспечивать честную борьбу, основаны на различиях в массе тела всего на 2,5–5 процентов. Так что шестнадцатипроцентная разница в весе, безусловно, дает мужчине решающее преимущество перед женщиной в случае драки.

И все же значительная редукция размерного полового диморфизма у человека отнюдь не случайность, потому что, как правило, половой размерный диморфизм при возрастании размеров тела только усиливается , а люди обоих полов стали заметно крупнее с тех пор, как наши с шимпанзе эволюционные пути разошлись. (Наблюдение, что половые различия в размерах тела [316]усиливаются по мере увеличения этих размеров, носит название правила Ренча – по имени териолога Бернарда Ренча, который его сформулировал.)

Очевидно, что основой для предпочтения самок к большему размерному равенству полов являлось меньшее физическое преимущество самцов над самками, а значит, в результате у самок появлялось больше шансов противостоять сексуальному принуждению и другим формам насилия. Вполне возможно также, что сексуальный выбор самок в пользу меньшего размерного диморфизма в итоге привел к отбору сопутствующих поведенческих признаков самцов – а именно таких, как пониженная агрессивность и повышенная социальная терпимость. Интересно, что наука имеет убедительные доказательства подобной генетической корреляции применительно к домашним собакам, у которых различные эстетические признаки, например курчавая шерсть, висячие уши, короткая морда и маленькие зубы (то есть как раз те признаки, которые вызывают у людей наибольшую симпатию), сопряжены с поведенческими признаками, такими как пониженная агрессивность, повышенная социальная терпимость и большая когнитивная восприимчивость к социальным сигналам. В этой связи показательно, что длившиеся несколько десятилетий советские эксперименты [317]по доместикации лисиц, в которых селекция была направлена только на социальную толерантность, в конце концов привели к появлению лисиц с теми же физическими признаками, которые мы находим симпатичными у собак. Если смотреть ближе к человеку, то Хэар, Уоббер и Рэнгем отметили, что эволюционное снижение агрессивности у бонобо [318]сопровождается рядом других коррелятивных изменений, включая редукцию размерного полового диморфизма, сохранение «младенческих» розовых губ у взрослых особей, замедленное социальное развитие, более пассивную реакцию на социальный стресс и б о льшую восприимчивость к человеческим социальным сигналам (показанную в экспериментах в неволе), чем у шимпанзе. Следовательно, можно предположить, что выбор самок, направленный на определенные физические признаки самцов – взять хотя бы размер тела, – мог также оказать сильное эволюционное влияние на сексуальное и социальное поведение самцов.