Александр Никольский - Занимательная физиология

Гнев и ярость

Человек, находящийся под влиянием гнева, очень напоминает собаку, которая собирается грызться с другой собакой. Собираясь драться, собака оскаливает зубы. Это, во-первых, угроза, а во-вторых, подготовка к драке, в некотором роде обнажение оружия перед дракой. Хвост у такой собаки находится в состоянии напряженности. Он делается твердым и упругим, как пружина. Собака не размахивает им, как делает в добродушном настроении, только кончик его слабо шевелится.

Такое состояние хвоста указывает на то, что мышцы собаки напряжены и готовы к тому, чтобы вдруг пустить их в действие. Собаку, приготовляющуюся к драке и находящуюся в состоянии гнева, можно сравнить с туго натянутым луком: достаточно слабого движения пальцами для того, чтобы лук со всей силой выбросил стрелу. Кроме того, собака перед дракой прижимает уши — это делается затем, чтобы в драке враг не так легко мог поймать ее за ухо. Те животные, которые в драке не кусаются, например, быки, козы и овцы, ушей не поджимают, но лошади делают это — они кусаются. Перед дракой у собаки также шерсть встает дыбом. Это делается хотя и бессознательно, но для того, чтобы казаться крупнее и таким способом напугать своего противника, а во всякой драке испугавшаяся сторона имеет шансы потерпеть поражение.

Человек в состоянии гнева, конечно, не поджимает ушей, потому что они у него не двигаются; волосы тоже не встают дыбом; не орудует он и хвостом, которого у него нет, но все остальное проделывает в том же роде, как обозлившаяся собака. Биение сердца усиливается — лицо краснеет; дыхание ускоряется — ноздри расширены, чтобы пропустить в легкие побольше воздуха; лоб всегда бывает нахмурен, зубы стискиваются, что, подобно хвосту обозлившейся собаки, указывает на то, что мышцы напряжены. В состоянии гнева человек не мечется, как это бывает в состоянии ярости; он стоит твердо на ногах, голову держит прямо или слегка откидывает ее назад, сжимает кулак и вообще принимает такую позу, которая говорит, что вот-вот он бросится на противника.

При сильном гневе, близком к состоянию ярости, человек оскаливается, приподнимая верхнюю губу, обыкновенно на той стороне, которая обращена к противнику, и таким способом показывает свои клыки. В этом отношении он особенно напоминает оскалившуюся собаку.

Культурный человек в гневе, как бы этот гнев ни был силен, не собирается кусаться, но его дикие предки, наверное, кусались, как и делают обезьяны, а также дети и некоторые дикие народы. У современного человека клыки не длиннее остальных зубов, поэтому показывать именно клыки в настоящее время не имело бы смысла, если бы даже человек во время драки прибегал к помощи зубов. Надо думать, что манера показывать именно клыки сохранилась еще от того времени, когда у человека или его предков, подобно тому как у современных обезьян, эти зубы были длиннее остальных зубов и приспособлены именно к тому, чтобы кусаться.

Ярость есть сильная степень гнева; она проявляется в общем так же, как и гнев, только в усиленной степени. Однако при сильной ярости человек не стоит на месте, а бросается на противника или, если такового нет, мечется в разные стороны, разбрасывает все, что попадается под руку, бьет ни в чем неповинных животных или людей и вообще проделывает то, что стал бы проделывать с виновником чувства ярости.

При ощущении страха глаза и рот широко раскрываются, брови поднимаются кверху, сердце усиленно бьется, но лицо бледнеет, что объясняется сужением кровеносных сосудов лица. Иногда, наоборот, деятельность сердца настолько ослабевает, что человек падает в обморок. При сильном страхе по всей коже выступает холодный пот, мышцы начинают дрожать, и губы трясутся, руки вытягиваются вперед, как бы затем, чтобы отстранить от себя опасность, голос становится хриплым или совсем пропадает; появляется непреодолимое стремление бежать сломя голову, что особенно часто наблюдается на войне. При ощущении ужаса, который представляет сильную степень страха, волосы становятся дыбом, и кожа испытывает ощущение, словно по ней бегают мурашки.

Некоторые из этих проявлений страха Дарвин объясняет наследием того времени, когда человек находился в состоянии дикаря. Испуганный дикарь широко раскрывает глаза для того, чтобы скорее и лучше рассмотреть причину, вызвавшую испуг. Наклонность бежать без оглядки не требует объяснений. Поднятие волос дыбом имеет такое же значение, что и вздыбленная шерсть у испугавшейся собаки или кошки: прием придать себе более страшный вид с тем, чтобы испугать противника; он применяется, конечно, совершенно бессознательно — и у собаки, и у человека волосы сами собой становятся дыбом, для этого нужно только ощущение страха. Волосы поднимаются дыбом не только на голове, но и по всей коже, которую они щекочут и вызывают то ощущение, про которое говорят, что от страха мурашки пробежали по коже.

В настоящее время при ощущении страха в силу наследственности мы непроизвольно проделываем все те движения, которые у наших диких предков были частью целесообразны, частью являлись неизбежным последствием этих целесообразных движений. Теперь человеку при ощущении страха нет надобности усиленно обозревать окрестности и прислушиваться к звукам, но все-таки он широко раскрывает рот и глаза, делает попытку бежать, а от усиленного напряжения всей нервной системы впадает в расслабленное состояние, даже в обморок.

У человека бывают два способа выражения своих чувств и мыслей. Один чисто условный, искусственный; другой является естественным ответом организма на душевное состояние человека. Условные способы, будучи искусственными, различны у разных народов. У нас приветствуют друг друга рукопожатием или сниманием шапки, у китайцев приседанием, а у некоторых народов нюханием друг друга. Естественным способом выражаются такие ощущения, как гнев, горе, страх и т. д. Этого рода выражения у всех народов одинаковы. Дарвин, который много занимался изучением выражения ощущений, разослал опросные листы своим соотечественникам, служившим во всех английских колониях, и получил ответы о выражении ощущений у самых разнообразных народов, даже у дикарей и людоедов. Из этих ответов было ясно, что у всех народов выражения перечисленных ощущений одинаковы. Между прочим, все от стыда краснеют. У негров красноты лица, конечно, нельзя заметить, но Дарвин приводит пример одного негра, у которого на лице был шрам; на месте этого шрама новая кожа не получила краски, оставшись белой, так что на щеке была белая полоса, и эта полоса краснела, когда негру было стыдно.