Грэм Робб - Жизнь Гюго

3 декабря

Час ночи

Друзья и сторонники соревнуются за честь приютить Виктора Гюго. Он выбирает друга тестя и тещи Абеля Гюго, г-на де ла Роэльри. Прибыв на улицу Комартен, он видит красивую молодую жену и младенца, который мирно спит в углу. Грязный, мрачный Гюго ворочается без сна на диване у камина, укрытый шубой госпожи де ла Роэльри: «Я чувствовал себя совой в гнезде соловья».

Рассвет

Гюго целует спящего младенца и тихонько выходит в город, который Бейль Сент-Джон сравнивает с «южноамериканским городком пиратских времен, когда прошел слух, будто в виду берега показался корабль капитана Моргана» {862}. Срывая на ходу со стен президентские прокламации, Гюго возвращается домой. Ошеломленный слуга сообщает, что ночью приходили агенты бандитского вида в длинных плащах, чтобы арестовать его, но Адель Гюго их выпроводила.

8–9 утра

Убедив надежного кучера остановиться на площади Бастилии, где он может публично обратиться к какому-нибудь полководцу и солдатам (в одной апологии государственного переворота, напечатанной по-английски, его поступок назван «предосудительной и безумной провокацией») {863}, в Сент-Антуанское предместье Гюго возвращается слишком поздно. На баррикаде убит депутат Бодэн {864}. Убийство такого же, как он, народного избранника взволновало Гюго больше чем что бы то ни было. Даже в наши дни высказывается подозрение, что он опоздал нарочно, но похоже, что другие депутаты тоже точно не знали, на какое время назначена встреча. Чувство вины, овладевшее Гюго, отражает его чувство поэтической справедливости: он остался в живых в июне, после баррикад; если бы он погиб на декабрьских баррикадах, он стал бы идеальным мучеником и положил идеальный конец своей биографии…

15.00

Начинается разочарование. Гюго предлагает расшевелить массы какой-нибудь популярной мерой, например отменой налога на спиртное. Затем он пишет черновик огромной прокламации к армии. Прокламация составлена в грубоватом стиле, напоминающем о Первой империи: «Солдаты! Французская армия – авангард рода человеческого!» Тем временем Луи-Наполеон приказал для поднятия боевого духа бесплатно раздавать военным коньяк.

Новое собрание назначают на следующий день. Комитет сопротивления должен встретиться на правом берегу Сены, в доме номер 19 по улице Ришелье. Гюго прячется в доме номер 15 по той же улице, между Национальной библиотекой и театром «Комеди Франсез», забаррикадировав дверь буфетом. Квартира принадлежит другу-археологу, оставшемуся с прежних времен, Анри д’Эскампу, известному своими конформистскими взглядами. Поэтому, решает Гюго, он вряд ли попадет под подозрение {865}.

4 декабря

Утро

За голову Гюго назначена награда в 25 тысяч франков; нанят бандит, который его уничтожит. Такие слухи, распространявшиеся из нескольких разных источников, позже были опровергнуты министрами Луи-Наполеона (префект полиции счел награду слишком высокой) {866}.

14.30

Пока депутаты собирают сведения о вооруженном сопротивлении, эхо взрывов доносится на улицу Ришелье с севера. Один английский офицер, опубликовавший свои впечатления о событиях в «Таймс» неделей позже – его ни в коем случае нельзя заподозрить в сочувствии республиканцам, – с изумлением видит, как широкая фаланга солдат марширует по бульварам и наугад стреляет в окна домов {867}. Людей, которые пытаются забежать в дома или помочь раненым, закалывают штыками. Стреляют в детей и даже в собак. Несколько свидетелей видят, как какой-то пьяный генерал шутит у входа в испещренное пулями «Английское кафе» с г-ном Саксом (изобретателем саксофона): «Мы тоже даем свой маленький концерт!» {868}

Гюго вовремя прибывает на бульвары и слышит слухи о собственной смерти. Он видит, как щупальца гигантского «спрута» – преступления Луи-Наполеона – расползаются по улицам. На бульваре Монмартр со стен домов отбили столько штукатурки, что кажется, будто идет снег. Истинное количество погибших так и не обнародовали, но даже официальные цифры достигают нескольких сот человек. Всю ночь слышна стрельба. Всех, кто шепчется на улице, избивают или убивают. Многие отказываются верить в то, что произошла резня, и предпочитают изумляться ложным сообщениям о зверствах «красных» в провинции {869}.

Гюго и Жюльетта находят друг друга в гуще резни. Писатель по фамилии Плувье узнает Гюго и ведет его в соседний дом, где разыгралась ужасная трагедия. Семилетнего мальчика убили, дважды выстрелив в голову. Его бабушка выкрикивает упреки Бонапарту, правительству и, раз он там оказался, Виктору Гюго. Гюго целует ребенка. Жюльетта вытирает кровь с его губ.

В ту ночь Гюго приснился сон: «Я снова увидел мертвого ребенка, а два красных отверстия у него на лбу были двумя ртами: один говорил „Морни“, а другой – „Сент-Арно“» [33] {870}.

5 декабря

Законодательное собрание распущено. Депутаты, не брившиеся по нескольку дней, начинают, переодевшись, покидать Париж. Один коротышка по фамилии Преверо садится в поезд до Брюсселя в женском платье; с ним заигрывает жандарм. Еще один бежит из Парижа под видом священника, еще один – в костюме железнодорожного контролера {871}. Гюго пока медлит; ему не хочется оставлять сыновей, сидящих в Консьержери. Он решил, что будет очевидцем; кроме того, ему хочется верить слухам о неминуемом восстании. В Консьержери Шарль и Франсуа-Виктор слышат о «смерти» отца и оценивают события по растущей дерзости охранников.

Международное возмущение сдерживается облегчением оттого, что «красные» подавлены. Цены на акции начинают восстанавливаться.

На рассвете 6 декабря Гюго покормил птиц хлебными крошками и покинул свое убежище на улице Ришелье – как выяснилось, в последний раз. Следующие шесть дней Жюльетта прятала и кормила некоего «г-на Ривьера».

Сведения о единственной неделе, которую Гюго провел во Франции при Наполеоне Малом, неизбежно скудны и обрывочны, и все же в них просматривается важная часть его биографии. По словам одного человека, бегство Гюго было игрой в прятки, только его никто не искал. Префект полиции Мопа много лет спустя утверждал в своих «Мемуарах»: «…мы прекрасно знали, где находится Виктор Гюго» и «могли бы десять раз арестовать его», но «у нас не было для этого никаких мотивов» {872}.

Даже если поверить на слово начальнику полиции диктатора (как поступили многие), одно то, что тайным агентам удалось проследить все повороты извилистого маршрута Гюго, доказывает, что его воспринимали всерьез. Гюго был прав, подозревая, что за ним следят из каждого окна. Диктатура – не просто другая форма правления, но состояние приостановленной анархии, которое в любой миг может изменить лицо. В частном письме сам Мопа признается, что отменил приказ сводного брата Луи-Наполеона Морни (главного организатора переворота) об аресте Гюго {873}. Кроме того, он предложил обыскать квартиру шурина Гюго, судьи Виктора Фуше, «где, похоже, прячется г-н Гюго». Такие меры вовсе не свидетельствуют о легкомысленном равнодушии, на которое намекает Мопа.