Римма Ефимкина - Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках

В-третьих, девушка сказала, что боится нападения со спины. Об этом признаке хочу сказать поподробнее. Я провела много терапевтических сессий, в которых спина играет особую роль. Она как бы указывает на способ взаимодействия людей друг с другом. Некоторые метафоры были настолько яркие, что их невозможно забыть. Например, однажды участница группы рассказала, что видела себя во сне без спины: вместо спины были оголенные кости скелета. Она очень испугалась этого сна, но когда мы стали его инсценировать, то оказалось, что женщина никогда не имела тыла — то есть родителей, которые бы оказывали ей поддержку и на которых бы она смогла опереться. В другой сессии у женщины все время мерзла спина, и когда я предложила ей найти способ согреться, используя ресурс участников группы, она поставила позади себя мужчину и женщину, которые ассоциировались у нее с отцом и матерью, и откинувшись на них спиной, призналась, что ей всегда не хватало опоры, в которой она нуждается.

Но если одно значение тыла — это поддержка и забота, то другое, противоположное — контроль. Кстати, авторитарные родители зачастую выдают одно за другое. Эрик Эриксон писал, что в раннем детстве (в психоанализе анальная фаза), во время овладения произвольностью (сдерживающе-отпускающий модус: удерживать и отпускать содержимое кишечника, владеть мышцами), ребенок может испытывать трудность при условии, что существует ранний и жесткий контроль со стороны взрослых. Вместо автономии и свободной воли ребенок научается стыду и сомнению — инфантильным эмоциям, которые воспринимаются как разоблачение и приводят не к пристойности, а к тайному стремлению убраться вон со всем тем, что имеешь, пока тебя не видят. Это ведет к регрессу ребенка, и именно спина становится индикатором этого регресса. Если ребенка много стыдят, он осознает, что его постоянно видят сзади, за пределами собственной видимости (при паранойе угроза сзади становится основной фигурой).

Как связана анальная стадия и кризис автономии с сессией Милы — взрослой девушки? Дело в том, что первая автономия предвосхищает вторую. Вклад ее в идентичность индивидуума — мужество быть независимой личностью, которая сама выбирает свое будущее. И хотя в сессии Милы мы имели дело не с первой автономией, а со второй, символика спины осталась та же самая: девушка ждет нападения сзади, с того места, которое невозможно отследить, но поскольку в семье декларируется неоспоримая любовь, то страх и агрессия девушки проецируются не на собственных родителей, а на грабителей.

Родители, которые в глубине души знают, что их задача — отпустить от себя выросшего ребенка, стараются это знание замаскировать не только от ребенка, но даже от самих себя, и подменить реальную задачу другой, менее актуальной, а потому менее болезненной. Это чаще всего удается, потому что в какой-то мере устраивает обе стороны, и вот уже разговор идет не про отделение, а, например, про то, чтобы помнить о возможности нападения грабителей.

В следующей сессии тоже речь идет о том, что реальная проблема подменяется суррогатом. Я назвала ее «Дверь». Особое значение двери в инициатических сессиях я уже отмечала в связи с предыдущей сессией и сессией «Спящая красавица». Теперь есть возможность поговорить о символике двери поподробнее.

Лариса: Мне 19 лет, и я никак не могу уговорить родителей поставить мне дверь в комнате!

Я: Зачем тебе дверь?

Лариса (с возмущением): Вот и мама мне точно так же говорит — зачем тебе дверь?!

Я: Что ты сейчас чувствуешь?

Лариса: Возмущение!

Я: Можешь сказать о нем своей маме?

Лариса: Мама, я возмущаюсь, что ты не понимаешь элементарных вещей! Я не хочу, чтобы у меня в комнате не было двери!

Я: И что бы ответила твоя мама?

Лариса (от лица мамы): Да я понимаю, доченька, все руки не доходят, ты же сама знаешь, что этот ремонт такой дорогой, на все денег не хватает…

Я: И что ты чувствуешь, когда мама так говорит?

Лариса: Жалко ее. Она действительно не специально, я все понимаю.

Я: И что в связи с этим хочешь?

Лариса: Даже не знаю, что делать. С одной стороны, без двери замучилась, с другой — жалко маму.

Я: Снова хочу спросить тебя: зачем тебе дверь?

Лариса: Да элементарно: переодеться, чтобы никто не видел! С подругой поговорить, чтоб не слышали. Да даже говорить противно, зачем я буду объяснять каждый свой шаг, будто я в чем-то оправдываюсь!

Я: Скажи об этом не мне, а маме.

Лариса: Мама, это моя комната! Я делаю в ней, что хочу! Я не буду отчитываться о своем поведении, потому что я взрослая! Я хочу, чтобы ты об этом услышала.

Я: Чем взрослый отличается от ребенка в ситуации, когда в комнате нет двери?

Лариса: О господи! Я действительно веду себя, как ребенок. Я могу и САМА поставить себе дверь!

Комментарий к сессии «Дверь»

Символика двери особая, магически-религиозная. Дверь (и ее аналоги) служит рубежом между чуждым миром и миром домашним, профанным и сакральным. Переступить порог означает приобщиться к новому миру. В сказке все приключения героя начинаются с того, что он оказывается за дверьми родительского дома. То же самое касается инициатических обрядов — для прохождения их люди прежде всего покидали дом, а потом возвращались в него преображенные.

Вступая в пубертат, подросток часто вывешивает на двери предупреждающе-угрожающие надписи типа «Не входить!», «Стучаться», а иногда просто изображение черепа с перекрещивающимися костями в знак того, что это его территория. В игре «Скандал», описанной Э. Берном, хлопанье дверью является неотъемлемым ходом в сценарии взаимодействия между отцом и дочерью-подростком и обозначает, что отец и дочь спят в разных комнатах — то есть между ними существует сексуальное табу, из которого следует, что дочь будет искать мужчину за дверьми отцовской территории.

В приведенной выше сессии девушка внезапно осознает, что она уже взрослая. Прежде чем человек начнет совершать взрослые поступки, необходимо это осознание, которое приведет к кардинальным переменам в жизни. Только после него можно ожидать перемен и со стороны окружающих, в данном случае — перемен со стороны мамы в восприятии своей девятнадцатилетней дочери.

Иногда страх шагнуть в сторону эмансипации настолько застарелый, что стал уже хроническим. Причем, родители подчас сами уже давно готовы расстаться с выросшим ребенком, их удерживает только то, что они не доверяют самостоятельности последнего. Примером таких отношений может служить сессия Тамары, тридцатилетней женщины, давным-давно самостоятельной в профессиональном плане, но до сих пор живущей с родителями и не имеющей личной жизни.