Дэвид Граймс - Неразумная обезьяна [Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду] [litres]

Последний пункт тоже ложен. Реальность заключалась в том, что первые подозрения насчет канцерогенности возникли как раз на основании тщательного статистического анализа. Скрупулезная работа Ликинта (и других ученых) позволила исключить влияние скрытых переменных. “Чистосердечное заявление” было нелепым маскарадом, проявлением неискренней озабоченности, циничной попыткой посеять семена сомнения и нейтрализовать консенсус подавляющего большинства членов научного сообщества. Его целью было создать в общественном сознании впечатление, будто аргументы за и против курения имеют одинаковую значимость. На самом деле перед нами попытка использовать как оружие ложный баланс; если по этому поводу и были какие-то сомнения, то они быстро развеялись после публикации внутреннего “меморандума”. Низкая тайная игра стала явной.

Эта бессовестная эксплуатация ложного баланса является типичным примером искусственно созданного противоречия – придуманного несогласия, имеющего целью сотворить неопределенность в отношении предмета, по поводу которого отсутствуют реальные научные споры. Для компаний, производящих сигареты, такая тактика и в самом деле оказалась эффективной, поскольку породила сомнения в неприемлемости курения, просуществовавшие много десятилетий и стоившие жизни миллионам людей. Но табачные компании были не единственными, кто прибегал к таким постыдным методам: когда появились данные, связавшие прием аспирина с синдромом Рейе (потенциально смертельное воспаление печени) у детей, производители, прибегнув к той же тактике, сумели на два года оттянуть включение соответствующего предостережения в инструкцию по применению лекарства. Точно так же, несмотря на то, что ультрафиолетовое излучение является хорошо известным канцерогеном, организации, подобные приказавшей долго жить ассоциации “Загораем дома”, старательно нивелировали мнения ученых по этому поводу.

Надо признать и осознать всю потенциальную мощь хорошо спланированной целенаправленной кампании, пропагандирующей сомнительные идеи и вещи. “Чистосердечное заявление” было детищем международной рекламной компании Hill + Knowlton , имеющей, что очень важно, любопытный послужной список. В октябре 1990 года, в преддверии войны в Заливе, некая плачущая гражданка Кувейта, о которой было известно только ее имя – Наира, – заявила, что своими глазами видела, как иракские солдаты вытаскивали больных детей из кислородных кювезов и бросали их умирать. Эти ужасные свидетельства несколько раз появлялись на первых полосах газет, а президент Джордж Буш упоминал о них как об эмоциональном оправдании вторжения. Только через два года после окончания войны, в 1992 году, журналисту Джону МакАртуру удалось выяснить, что “медсестра Наира” была на самом деле дочерью Сауда аль-Сабаха, посла Кувейта в США. Эмоциональные свидетельства оказались фальшивкой, состряпанной компанией Hill + Knowlton , исследования которой (исключительно циничные, но от этого не менее точные) показали, что риторика о жестокостях иракцев почти наверняка повлияет на американское общественное мнение [64].

Конечно, удобно было бы думать, что такая тактика является реликтом прошлых эпох и что теперь, когда мы поумнели и набрались опыта, подобное откровенное надувательство на нас не подействует. Однако даже сейчас, когда наука стала более убедительной, сеяние сомнений остается инструментом негодяев; невзирая на то, насколько верны и обоснованны свидетельства и доказательства, стороны, имеющие крупные интересы, могут подорвать доверие к любым высказываниям, используя тот же циничный modus operandi , каким воспользовались много десятилетий назад табачные компании. Однако идеологические убеждения, будь то политические или религиозные, могут обладать еще большей силой. Конечно, нет ничего предосудительного в том, чтобы придерживаться каких-то религиозных или политических взглядов или публично их отстаивать. Однако применение лживой тактики вместо честных аргументов для продвижения собственных интересов абсолютно неприемлемо. Ложный баланс часто вдохновляется именно этим – и превосходным примером являются тут махинации движения поборников разумного замысла.

Во многих религиях и верованиях сложная природа земной жизни представляется как доказательство присутствия замысла, обычно замысла божественного. Этот телеологический аргумент, или аргумент к замыслу, имеет долгую историю; самую раннюю из записанных версий обсуждал еще Сократ, но и в то время данная идея уже была древней. В Средние века креационизм был столпом христианской веры; этот постулат утверждался через слова апостола Павла. Христианский философ тринадцатого века Фома Аквинский даже выставил его как один из пяти логических аргументов в пользу бытия Бога. Для пропитанных богословием средневековых умов это было единственно возможное объяснение невероятного многообразия жизни, чудесной и величественной сложности, с какой все это существовало и работало. В обилии жизненных проявлений и в их изяществе люди видели отпечаток божественного мастерства великого ремесленника.

Несмотря, однако, на внешнюю привлекательность, логика таких воззрений изрядно хромает, и ее изъяны были на протяжении столетий вскрыты многими философами, включая, к примеру, шотландца Дэвида Юма. Последним козырем телеологической аргументации всегда выступало неисчерпаемое разнообразие природного мира, который, конечно же, не мог возникнуть сам по себе, без предварительного плана. Однако на закате девятнадцатого века эволюционная теория Дарвина ликвидировала потребность в какой-то внешней силе, способной на акт творения, и показала, что окружающий мир и его природа сами являются тем тиглем, в котором с течением времени дифференцируются старые и образуются новые биологические виды: сложность всего живого на Земле не нуждается в божественном мастере.

Сама эволюционная теория о Боге умалчивает, но для библейских буквалистов она до сих пор остается невыносимым оскорблением. В начале двадцатого века Америка была свидетелем растущего раскола между модернистами и фундаменталистами в Пресвитерианской церкви. Учение об эволюции стало истинным камнем преткновения, ибо фундаменталисты рассматривали теорию эволюции как непростительное отступничество, а, например, Уильям Дженнинг Брайан так и вовсе считал борьбу с ней своей личной вендеттой. Бывший член Палаты представителей, он трижды выставлял свою кандидатуру на президентских выборах от демократической партии. После третьего поражения он вновь обратился к вере, убежденный, что теория эволюции есть оскорбление Бога. Взгляды Брайана были достаточно маргинальны, и поддерживали его не многие. Воевать с собственной церковью он, разумеется, не мог, однако же его политического влияния достало, чтобы лоббировать свои идеи в конгрессе штатов. Несколько штатов послушно запретили преподавание теории эволюции на десятилетия; в штате Теннесси запрет был отменен лишь в 1967 году.