Эрих Фромм - Быть человеком. Концепция человека у Карла Маркса

Слова «все живое» – ключевые в Марксовой идее бытия. Бытие относится к жизни и к настоящему, обладание – к смерти и к прошлому. За предположительно чисто экономическими концепциями капитала и труда стоят антропологические концепции, придающие битве между трудом и капиталом духовный, страстный характер. Это ни в коей мере не теоретическое рассуждение. Маркс выразил это очень отчетливо. В «Капитале» он – и это уже не молодой Маркс – пишет: «Капитал – это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд, и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает» [116] K. Marx, 1909, Vol. I, p. 257. . В «Коммунистическом манифесте» он противопоставляет коммунизм капитализму в следующих выражениях: «Таким образом, в буржуазном обществе прошлое господствует над настоящим, в коммунистическом обществе – настоящее над прошлым. В буржуазном обществе капитал обладает самостоятельностью и индивидуальностью, между тем как трудящийся индивидуум лишен самостоятельности и обезличен» [117] К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии (Собрание сочинений, т. 4), 1955. .

Жизнь и смерть, прошлое и настоящее, свободная деятельность в противоположность несвободной, труд и капитал, независимость и покорность, рост и уродство – таковы многочисленные аспекты марксовой фундаментальной дихотомии бытия и обладания, которые лежат в основе всей его системы. Следующая цитата – одна из многочисленных формулировок: «Чем ничтожнее твое бытие , чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество , тем больше твоя отчужденная жизнь, тем больше ты накапливаешь своей отчужденной сущности. Всю ту долю жизни и человечности, которую отнимает у тебя политэкономия, она возмещает тебе в виде денег и богатства , и все то, чего не можешь ты, могут твои деньги: они могут есть, пить, ходить на балы, в театр, могут путешествовать, умеют приобрести себе искусство, ученость, исторические редкости, политическую власть – все это они могут тебе присвоить; все это они могут купить; они – настоящая сила . Но чем бы это все ни было, деньги не могут создать ничего, кроме самих себя, не могут купить ничего, кроме самих себя, потому что все остальное – их слуга, а когда я владею господином, то я владею и слугой, и мне нет нужды гнаться за его слугой. Таким образом, все страсти и всякая деятельность должны потонуть в жажде наживы . Рабочий вправе иметь лишь столько, сколько нужно для того, чтобы хотеть жить, и он вправе хотеть жить лишь для того, чтобы иметь [этот минимум]» [118] K. Marx, MEGA I, 3, p. 130 = E. Fromm, 1961b, p. 144. .

Когда Маркс говорит о «чувстве обладания», он имеет в виду в точности то же, что Экхарт называл «привязанностью к эго»; когда Маркс использует нищету как условие бытия, его терминология идентична терминологии Экхарта.

В других отношениях общее мнение усматривает большие различия между ними, хотя они едва ли существуют. Это особенно верно для двух проблем: роли рациональности и светской активности. Мистик Экхарт считается противником и рациональности, и светской активности, откуда вытекает совершенная непримиримость с «рационалистом» и сторонником активности Марксом. Эта ошибка в оценках опирается на общепринятое и почти единодушное непонимание мистицизма вообще и мистицизма Экхарта в частности.

Мистицизм более или менее идентифицируется с мистификацией; считается, что он страдает отсутствием рациональной ясности: его область – чувства и благочестивая зачарованность; более того, он предполагает уход от социальной реальности, светски пассивен и пребывает в состоянии мистических размышлений. Несомненно, есть мистики, для которых это описание более или менее верно. Однако оно совершенно ложно для Экхарта и некоторых других мистиков, таких как автор «Облака неведения» [119] «Облако неведения» – духовный путеводитель, мистический трактат, написанный на среднеанглийском языке неизвестным монахом XIV в. – Примеч. пер. и Псевдо-Дионисий Ареопагит [120] Псевдо-Дионисий Ареопагит – неизвестный автор сборника богословских сочинений, возможно, ученик Дионисия Ареопагита, ученика апостола Павла . – Примеч. ред. . Я приглашаю читателя в путешествие, которое, несмотря на свою неадекватность по причине краткости, должно помочь в понимании мистицизма Экхарта.

Классический иудаизм, христианство и ислам – монотеистические религии. Они почитают Единого Бога по контрасту с язычеством, где поклоняются многим богам. Это различие между Единым и многими не количественное, а качественное. Единый – высший принцип знания и этики. Этот принцип возник не только на Ближнем Востоке, но и в Китае, в Индии, и часто в более чистой форме, чем [западная] концепция Единого Бога.

Мне представляется резонным считать, что в определенный момент человеческого развития, когда человек разорвал бо́льшую часть первородных уз, делавших его частью почвы и племени, и когда индивидуализация достигла своего первого пика, человек должен был в большей мере осознать себя как личность, которой противостоит множество феноменов – тех вещей, которые «не я», находящихся в оппозиции к нему. Вследствие этого должна была развиться логическая потребность в другом принципе, который противостоял бы миру феноменов, – принципе Единого, или Не-вещи, чтобы не оказаться опутанным обманчивой вуалью множественности вещей.

Человек должен был обрести такой же опыт и в отношении себя. Одновременно с первым пиком индивидуализации законы и нормы первичной группы делались менее влиятельными, и человек был захвачен множеством своих желаний – чем больше предметов он создавал, тем больше пробуждалось желаний, и он стал бы беспомощен в их путанице, если бы не смог создать идею Единого в самом себе, ощутить себя как объект желаний и действий, сформулировать концепцию самости – концепцию «я».

Таким образом, поиск принципа Единого как регулирующего принципа познания и самоощущения сделался необходимостью, если человек не хотел стать беспомощным объектом вещей и своих чувств. Следует заметить, что процесс индивидуализации проходил в несколько этапов. Первым шагом был выход человека из царства животных (описанный в моей книге «Анатомия человеческой деструктивности» и более ранних работах, упомянутых в этой книге). Второй шаг имел место в определенный момент в цивилизации Ближнего Востока – от неолита (9000 лет до н. э.) до высокоразвитых цивилизаций второго и первого тысячелетий до н. э.; следующим шагом был поворот от средневековой к промышленной культуре, который я описал в книге «Бегство от свободы».