Эрих Фромм - Быть человеком. Концепция человека у Карла Маркса

Заканчивая описание главных целей Экхарта, Квинт говорит о них следующее: «Освободить сущностного человека, праведника, для сущностной работы в мире, чтобы он жил как сущностное творение, чтобы этот человек стал активным, полезным слугой общины, – вот каковы усилия Экхарта на протяжении его долгой жизни, полной борьбы, жизни, полной неустанной страстной решимости, не отступающей ни перед какими препятствиями».

Если приложить это описание целей Экхарта ко взглядам Маркса, изложенным в «Экономико-философских рукописях», то едва ли возможно не отдать должного идеям Маркса. Признание этого не означает, конечно, пренебрежения тем фактом, что Маркса в первую очередь интересовал вопрос о том, как «освободить мир для сущностной жизни», в то время как проблемы экономических и социальных условий для этого не входили в сферу интересов Экхарта. Тем не менее взгляды Маркса, сосредоточенные на экономическом анализе, не противоречат предвосхищавшим их представлениям Экхарта об общественном, альтруистическом, активном человеке.

Мистическая теология Экхарта была шагом в историческом процессе освобождения идеи Бога от антропоморфных авторитарных примесей. С развитием естественных наук и техники, с началом новой индустриализации и, со временем, с возникновением сопротивления авторитаризму, кульминацией которого стала французская революция, традиционная концепция Бога становилась все более и более уязвимой. Бог больше не требовался для объяснения чуда сотворения и еще меньше как основа этики. С развитием капитализма экономические отношения между людьми, самый важный сектор этического поведения, сделались отдельными от человека; экономическое поведение больше не было частью морали, оно стало полностью определяться законами экономики. Классическая экономика перестала зависеть от воли человека, его намерений и этических норм. Экономический процесс происходил по своим собственным законам, и ими же определялось поведение человека.

«Деизм» был следующим шагом в направлении избавления от «Царя царей», впрочем, без полного отказа от слова Бог, но в предположении, что Бог когда-то основал мир и после этого перестал вмешиваться в события, предоставив ему жить по собственному усмотрению. При окончательном анализе это вело к законам экономики.

Медленная деградация религии имела тот эффект, что официальная религия, которую представляла церковь, исповедующая авторитарную концепцию «Царя царей», превратилась в бастион политической и экономической реакции, поскольку поддерживала все реакционные элементы в обществе. Вследствие этого те слова, которые использовала церковь, сделались табу для революционных мыслителей, таких как Маркс; концепция Бога, даже лишенная своего авторитарного значения, стала неприемлемой в любом виде и форме. Даже такие слова, как любовь, справедливость, правда, медленно обретали характер табу в силу того, что использовались теми последователями Юнга и Гегеля, кто утверждал, что для изменения мира достаточно одного изменения сознания человека (см. полемику Маркса и Энгельса во вступлении к «Немецкой идеологии» [128] K. Marx and F. Engels, MEGA, Vol. 5. ).

Таким образом, Маркс испытывал такое же культурно обусловленное давление, как и Экхарт, только оно имело обратный смысл. Для Экхарта картина мира хотя бы без слова «Бог» была немыслима; для Маркса картина мира, содержащая термины религии и философского идеализма, была в равной мере немыслима или, точнее, их следовало избегать в теоретическом дискурсе. Если Маркс страдал аллергией на религиозные слова, стал бы Маркс-студент посещать лекции о пророке Исайе как единственный необязательный курс в его учебном плане? Сказал бы он через много лет своей жене, заинтересовавшейся лекциями одного либерального проповедника: «Если ты на самом деле интересуешься религией, читай пророков вместо того, чтобы выслушивать банальности». Понимание Марксом сути религии было глубоким и искренним; оно было полностью искажено вульгарным марксизмом – из всех его высказываний на тему религии широко цитируется лишь одна фраза, вырванная из контекста: «Религия – это опиум для народа». Я привожу ниже это высказывание целиком, чтобы стало ясно, насколько отличается отношение Маркса к религии от того, которое считается вытекающим из «опиумной фразы». « Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа.

Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, – это требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях . Следовательно, критика религии – это в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которой является религия.

Критика сбросила фальшивые цветы, украшавшие цепи, не для того, чтобы человечество продолжало носить эти цепи, лишенные всякой радости и всякого наслаждения, а для того, чтобы оно сбросило цепи и протянуло руку за живым цветком. Критика религии освобождает человека от иллюзий, чтобы он мыслил, действовал, строил свою действительность как человек, освободившийся от иллюзий, ставший разумным; чтобы он вращался вокруг себя самого и своего действительного солнца» [129] Карл Маркс. К критике гегелевской философии права. М.: Политиздат, 1957. .

Маркс говорит здесь, что человек страдает в бездушном мире, а религия поддерживает его, как опиум поддерживает того, кто страдает от мучительной боли; что религия – необходимое утешение для человека в его страданиях только до тех пор, пока человек живет в мире, который требует иллюзий, чтобы можно было вынести тяготы жизни. Когда Маркс говорит о руке, протянутой за живым цветком, он высказывает идею, которая заключается в том, что цель жизни – не прозябание ради выживания, а красота жизни. Для Маркса в социалистическом обществе, когда человек станет полностью самим собой, нет надобности в религии, потому что цветущая сущность жизни будет полностью выражаться в повседневности, а не в отдельном и неизбежно отчужденном секторе жизни – религии.

Когда Маркс говорит о новом человеке, который становится собственным солнцем, он хочет сказать, что вместо того, чтобы его солнцем был Бог, он полностью отрицает Бога – отчужденного идола, как это делал Экхарт; Маркс вновь провозглашает принцип гуманизма: «Человек – мера всех вещей». Однако – и это очень важно для того, чтобы избежать широко распространенного непонимания, – для Маркса это не означает превращения человека в бога. Это означало бы трансформацию человека в тот же отчужденный идол, в какой был превращен Бог.