Эрих Фромм - Быть человеком. Концепция человека у Карла Маркса

В приведенном выше высказывании Маркса поднята проблема чрезвычайной важности – проблема человеческого сознания. Главное утверждение таково: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». В «Немецкой идеологии» Маркс обрисовал эту проблему подробнее:

«Итак, дело обстоит следующим образом: определенные индивиды, определенным образом занимающиеся производственной деятельностью, вступают в определенные общественные и политические отношения. Эмпирическое наблюдение должно в каждом отдельном случае – на опыте и без всякой мистификации и спекуляции – вскрыть связь общественной и политической структуры с производством. Общественная структура и государство постоянно возникают из жизненного процесса определенных индивидов – не таких, какими они могут казаться в собственном или чужом представлении, а таких, каковы они есть в действительности, т. е. как они действуют, материально производят и, следовательно, как они действенно проявляют себя в определенных материальных, не зависящих от их произвола границах, предпосылках и условиях.

Производство идеи, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь еще непосредственным порождением материального отношения людей. То же самое относится к духовному производству, как оно проявляется в языке политики, законов, морали, религии, метафизики и т. д. того или другого народа. Люди являются производителями своих представлений, идей и т. д., – но речь идет о действительных, действующих людях, обусловленных определенным развитием их производительных сил и – соответствующим этому развитию – общением, вплоть до его отдаленнейших форм. Сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием, а бытие людей есть реальный процесс их жизни. Если во всей идеологии люди и их отношения оказываются поставленными на голову, словно в камере-обскуре [148], то и это явление точно так же проистекает из исторического процесса их жизни, – подобно тому как обратное изображение предметов на сетчатке глаза проистекает из непосредственно физического процесса их жизни» [149].

Итак, следует отметить, что Маркс – как Спиноза и позднее Фрейд – полагал, что превалирующая часть человеческих мыслей есть «ложное» сознание, есть идеология и рационализация, что истинные мотивы человеческих действий остаются неосознанными. Согласно Фрейду, они коренятся в либидозных побуждениях человека; согласно Марксу, они коренятся во всей социальной организации человеческого общества, которая и направляет мышление человека в определенную сторону и препятствует осознанию некоторых фактов и имеющегося опыта [150].

Важно понять, что эта теория не утверждает, будто идеи и идеалы – не реальны и не действенны. Маркс говорит об осознании, а не об идеалах. Именно слепота сознания не дает человеку понять свои истинные потребности и идеалы, в них коренящиеся. Только если ложное сознание трансформируется в истинное, – т. е. если мы осознаем действительность, а не будем искажать ее рационализацией или фикциями, – мы сможем осознать наши реальные человеческие потребности.

Следует также отметить, что для Маркса сама наука и все внутренние ресурсы человека являются частью производительных сил, взаимодействующих с силами природы. Тем более Маркс ни в коей мере не отрицал влияния идей на эволюцию человека, как это изображает популярная интерпретация его работ. Он отрицал не влияние идей, а влияние тех из них, которые не коренятся в человеческой и социальной реальности и не могут быть, по словам Гегеля, «реальной возможностью». А главное – Маркс никогда не забывал, что не только обстоятельства создают человека, но и человек создает обстоятельства. Следующий пассаж должен показать, насколько ошибочно заявлять, – как это делали многие философы и делают многие современные социологи, – будто Маркс отводит человеку роль пассивного объекта в историческом процессе, видит в нем жертву обстоятельств.

«Материалистическое учение [в отличие от теории самого Маркса] о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания, – это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан . Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом (как, например, у Роберта Оуэна).

Совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика » [151].

Последняя формулировка – эта самая революционная практика – подводит нас к одному из наиболее спорных понятий в философии Маркса, понятию насилия . Прежде всего следует отметить странность того, что западные демократии обнаруживают такое возмущение по поводу теории, утверждающей, что общественный строй может изменяться путем насильственного захвата политической власти. Идея политической революции, прибегающей к насилию, вовсе не принадлежит Марксу; ею руководствовалось буржуазное общество на протяжении последних трех столетий. Западная демократия является дочерью великих английской, французской и американской революций; русская Февральская революция 1917 года и германская 1918 года приветствовались на Западе, несмотря на то что они прибегали к насилию. Совершенно ясно, что возмущение применением силы в современном западном мире зависит от того, кто и против кого прибегает к насилию. Любая война – это насилие; даже демократическое правление основано на принципе силы, который позволяет большинству использовать насилие против меньшинства, если это необходимо для поддержания status quo. Неприятие насилия аутентично только с точки зрения пацифистов, утверждающих абсолютную недопустимость насилия или считающих, что за исключением самообороны при нападении применение силы никогда не приводит к добру.

Впрочем, недостаточно показать, что идея насильственной революции (которую Маркс не считал возможной для Англии и Соединенных Штатов) соответствует традиции среднего класса; следует подчеркнуть, что теория Маркса представляет собой важный шаг в развитии самосознания среднего класса, представляет собой естественный вывод из его теории истории.

Маркс считал, что политическая сила не может достичь ничего такого, что не было бы подготовлено социальным и политическим развитием. Следовательно, насилие, если оно вообще необходимо, способно, так сказать, дать только последний толчок развитию, которое фактически уже произошло, но оно никогда не сможет породить чего-то по-настоящему нового. «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым» [152]. Величайшее прозрение Маркса заключалось в том, что он вышел за пределы традиционных представлений среднего класса: он не верил в креативную силу насилия, в то, что политическая сила сама по себе способна создать новый общественный порядок. По этой причине, согласно Марксу, насилие в лучшем случае может иметь лишь преходящее значение, но не способно играть роль мотора трансформации общества.