Эрих Фромм - Быть человеком. Концепция человека у Карла Маркса

Маркс показал, что происходит в отчужденном мире с человеческими потребностями; он с поразительной ясностью предвидел завершение этого процесса, которое стало видно только сегодня. В то время как в социалистической перспективе особую важность должно иметь «богатство человеческих потребностей, а следовательно, и какой-нибудь новый способ производства и какой-нибудь новый предмет производства, новое проявление человеческой сущностной силы и новое обогащение человеческого существа» [204], в отчужденном мире капитализма потребности – это не выражение латентных сил человека, т. е. они не человеческие потребности; при капитализме «каждый человек старается пробудить в другом какую-нибудь новую потребность, чтобы вынудить его принести новую жертву, поставить его в новую зависимость и толкнуть его к новому виду наслаждения, а тем самым и к экономическому разорению. Каждый стремится вызвать к жизни какую-нибудь чуждую сущностную силу, господствующую над другим человеком, чтобы найти в этом удовлетворение своей собственной своекорыстной потребности. Поэтому вместе с ростом массы предметов растет царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек, и каждый новый продукт представляет собой новую возможность взаимного обмана и взаимного ограбления. Вместе с тем человек становится все беднее как человек, он все в большей мере нуждается в деньгах, чтобы овладеть этой враждебной сущностью, и сила его денег падает как раз в обратной пропорции к массе продукции, т. е. его нуждаемость возрастает по мере возрастания власти денег. Таким образом, потребность в деньгах есть подлинная потребность, порождаемая политической экономией, и единственная потребность, которую она порождает. Количество денег становится все в большей и большей мере их единственным могущественным свойством; подобно тому как они сводят всякую сущность к ее абстракции, так они сводят и самих себя в своем собственном движении к количественной сущности. Безмерность и неумеренность становятся их истинной мерой.

Даже с субъективной стороны это выражается отчасти в том, что расширение круга продуктов и потребностей становится изобретательным и всегда расчетливым рабом нечеловечных, рафинированных, неестественных и надуманных вожделений. Частная собственность не умеет превращать грубую потребность в человеческую потребность. Ее идеализм сводится к фантазиям, прихотям, причудам, и ни один евнух не льстит более низким образом своему повелителю и не старается возбудить более гнусными средствами его притупившуюся способность к наслаждениям, чтобы снискать себе его милость, чем это делает евнух промышленности, производитель, старающийся хитростью выудить для себя гроши, выманить золотую птицу из кармана своего христиански возлюбленного ближнего (каждый продукт является приманкой, при помощи которой хотят выманить у другого человека его сущность – его деньги; каждая действительная или возможная потребность оказывается слабостью, которая притянет муху к смазанной клеем палочке; всеобщая эксплуатация общественной человеческой сущности, подобно тому как каждое несовершенство человека есть некоторая связь с небом – тот пункт, откуда сердце его доступно священнику; каждая нужда есть повод подойти с любезнейшим видом к своему ближнему и сказать ему: милый друг, я дам тебе то, что тебе нужно, но ты знаешь conditio sine qua non [непременное условие], ты знаешь, какими чернилами тебе придется подписать со мной договор; я надуваю тебя, доставляя тебе наслаждение, – для этой цели промышленный евнух приспосабливается к извращеннейшим фантазиям потребителя, берет на себя роль сводника между ним и его потребностью, возбуждает в нем нездоровые вожделения, подстерегает каждую его слабость, чтобы затем потребовать себе мзду за эту любезность» [205].

Человек, таким образом, превращается в «существо и духовно и физически обесчеловеченное… товар, обладающий сознанием и самостоятельной деятельностью… человек-товар» [206]. Человек-товар знает лишь один способ связи с внешним миром: обладание и потребление. Чем более он отчужден, тем в большей мере чувство обладания и использования определяет его отношение к миру. «Чем ничтожнее твое бытие, чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество, тем больше твоя отчужденная жизнь, тем больше ты накапливаешь своей отчужденной сущности» [207].

История внесла только одну поправку в эту концепцию отчуждения: Маркс считал наиболее отчужденным рабочий класс, а потому эмансипация от отчуждения должна была неизбежно начаться с освобождения рабочего класса. Маркс не предвидел, до какой степени отчуждение станет участью огромного большинства человечества, особенно постоянно растущей части населения, манипулирующей символами и людьми, а не машинами. Если на то пошло, то клерк, посредник, чиновник сегодня еще более отчуждены, чем квалифицированный рабочий. Функционирование последнего все еще зависит от определенных личных качеств – таких, как умения, надежность и т. д., – и он не обязан продавать свою «личность», свою улыбку, свои мнения; манипулирующих символами нанимают не только за их умения, но и за те личностные качества, которые делают их «привлекательными персонально», легко поддающимися управлению и манипулированию. Они – истинные «люди организации», гораздо больше, чем квалифицированные рабочие; корпорация – их идол. Однако в том, что касается потребления, разницы между людьми физического труда и представителями бюрократии нет. Все они жаждут вещей, новых вещей, чтобы их иметь и использовать. Они – пассивные реципиенты, потребители, скованные и ослабленные теми самыми вещами, которые удовлетворяют их искусственные потребности. Они не связаны с миром созидательно, не воспринимают его в полной мере реально в процессе единения с ним: они поклоняются вещам и машинам, которые производят вещи, – и в этом отчужденном мире они чувствуют себя чужими и одинокими. Несмотря на недооценку Марксом роли бюрократии, его понимание в целом и сегодня не утратило своей актуальности: «Производство производит человека не только в качестве товара, не только человека-товар, человека с определением товара, оно производит его, сообразно этому определению, как существо и духовно и физически обесчеловеченное. – Аморальность, вырождение, отупение и рабочих и капиталистов. – Продукт этого производства есть товар, обладающий сознанием и самостоятельной деятельностью… человек-товар» [208].

Маркс едва ли мог предвидеть, до какой степени вещи и обстоятельства – плод наших собственных усилий – станут нашими хозяевами; однако ничто не могло бы более драматично подтвердить его пророчество, чем тот факт, что сегодня вся человеческая раса является заложницей созданного ею ядерного оружия и политических институтов, также наших творений. Испуганное человечество взволнованно ждет, удастся ли ему спастись от власти своих созданий, от слепых действий бюрократии, которую оно само назначило.