Рэймонд Моуди - Жизнь после утраты: Как справиться с горем и обрести надежду

— О, привет, — ответила малышка. — Что ты тут делаешь?

— Просто смотрю на океан. А ты?

— Я на каникулах, — сказала девочка, размахивая руками.

— Сколько тебе лет? — спросила Джилл.

— Четыре. — Кроха показала четыре пальца.

— А когда тебе исполнится пять?

— Хм… — Девочка ненадолго задумалась. Потом уперла руки в боки и выпалила: — Когда мне перестанет быть четыре.

— Ну да, конечно, — с улыбкой ответила Джилл. Конечно, конечно, повторила она про себя.

Колин Каффелл рассказывал эту историю о своей подруге Джилл во время семинаров Элизабет Кюблер-Росс «Жизнь, смерть и переходный период». Он подчеркивал, что в идеале все бы понимали, что все в мире своевременно и что у горевания, как и у старения, есть свой естественный темп. Однако в большинстве культур скорбь подавляют. Тех, кто потерял близких, спрашивают: «Когда ты перестанешь горевать? Когда ты снова будешь появляться на людях? Когда снова начнешь с кем-нибудь встречаться? Когда родишь еще ребенка?»

«Когда закончу оплакивать свою утрату, конечно же».

В этой главе мы рассмотрим то, как люди общаются после тяжелой утраты, и начнем с сочувствующих. Ими почти всегда движут добрые помыслы, однако они могут сказать что-то оскорбительное или обидное. Дело может быть в несвоевременности или неуместности высказывания, или же они приписывают горюющему собственные чувства.

Очень важно, чтобы все было своевременным, своевременным с точки зрения обстоятельств и с точки зрения психологического состояния человека, перенесшего утрату.

В период острого горевания все эмоции протекают с особой силой. Зачастую скорбящие не рассчитывают ни на что, лишь бы просто пережить еще один день и не свалиться. «Если вы встретите кого-то из горюющих, — говорим мы во время собраний группы поддержки, — не нужно подходить к ним и спрашивать об их утрате. Если вы увидите кого-то в ресторане, возможно, этот человек хочет просто пообедать и не желал бы, чтобы ему напоминали о его горе. Поздоровайтесь с ним, как обычно: “Привет! Как ты?”, и позвольте ему самому определить, как и о чем говорить». В следующем примере показано, как не следует обращаться с человеком, оплакивающим близких.

Дарлин ворвалась в мой офис как ураган. «Я должна была прийти и с тобой поделиться, — сказала она, захлопывая дверь ногой. — Я разговаривала в церкви с одним человеком, когда ко мне подошла Сью. (Сью и Дарлин в прошлом были членами группы поддержки горюющих в хосписе.) Она пронзила меня своим проницательным взором и выпалила: “Ну как все обернулось? Поймали того, кто убил твоего сына?” Меня так возмутило, что она подняла этот вопрос. У меня не было настроения об этом говорить, но я не знала, что сказать. Я просто стояла и выкладывала ей все, что она хотела узнать».

Этикет призывает к деликатному общению, и не только с теми, кто недавно потерял близких. Несвоевременность — это всегда вторжение в личную жизнь, как в следующем примере.

После того как я целый день общалась с неизлечимо больными и членами их семей, мои тело и душа остро нуждались в подпитке. Я несла поднос с едой в дальний уголок больничной столовой, когда меня окликнула женщина, бывшая участница нашей группы поддержки: «Эй! Дайан!» Я была рада слышать ее голос и повернулась, чтобы присоединиться к ней. Но она указала на женщин за своим столом и прокричала: «Я им говорила о смерти вашего отца и о том, как вы нашли в этом смысл. Присоединяйтесь к нам и расскажите им сами».

«О нет, не сейчас», — сказала я и ушла в тихий угол.

«Пусть моя история войдет в вашу книгу, — говорили нам многие друзья и родственники, — но я не хочу, чтобы меня спрашивали о моей утрате. Просто измените имя, пол, род занятий, место жительства, все, что потребуется, чтобы обеспечить анонимность». В каждом случае, если опущение деталей делало историю недостоверной или если рассказы казались слишком личными, чтобы мы их приводили, мы не включали их в книгу. Каждый человек имеет право на личную жизнь.

Мы советуем скорбящим внимательнее относиться к выбору тех, с кем они общаются в течение нескольких недель после утраты, потому что большинство людей не понимают процесса горевания. Так, мало кто из сочувствующих осознает, что немедленно после утраты горюющий обычно нуждается в том, чтобы о нем позаботились и физически, и эмоционально. Больше всего ценится практическая поддержка, например предложение отвезти родственников в аэропорт или встретить их, привести в порядок газон, выгулять домашних животных или просто посидеть с горюющим. Однако, как показывает следующая история, даже те, у кого есть опыт заботы о скорбящих, могут не попасть в такт с процессом горевания.

«Это последняя смерть, с которой она столкнулась, — сказал мне духовник моей мамы вскоре после ее кончины. — Больше вам не придется с нею прощаться. Больше никаких прощаний, Дайан, потому что больше не будет разлук. Теперь она с вами навсегда». Его слова расстроили меня, потому что я хотела прощаться с нею снова и снова. Отъезжая от дома, я каждый раз видела, как мама машет мне из кухонного окна, и это очень много для меня значило. Я хотела, чтобы она была со мной на физическом уровне. Однако через несколько лет я вспомнила и оценила эту мысль. Замечание священника было верным, но несвоевременным. Если бы я услышала эти слова на более позднем этапе переживания утраты, я бы восприняла их лучше.

В целом проблемы в общении возникают реже, когда сочувствие высказывают в подходящее время и в подходящем месте и когда слова соответствуют тому этапу горевания, на котором находится собеседник, переживший утрату. Ключом для общения с горюющим будет такт.

Неуместные слова, пусть они и вызывают досаду, обычно принадлежат тем, кто просто старается изо всех сил. Если знать, что такие замечания произносятся без злого умысла, это может смягчить обиду. Те, кто недавно перенес утрату, часто сталкиваются с такими замечаниями со стороны тех, у кого нет опыта потерь, как в следующем примере.

Солнце, легкий ветерок и целый луг васильков успокоили Роберта. Он сорвал цветок и поднес его бабушке. «Чудесный денек», — сказал он, поднимая взгляд на окружавшие луг холмы.

«Ничего чудесного», — проворчала она и продолжала идти опустив голову, не замечая обиды на лице своего младшего внука. Это были похороны ее мужа, поэтому, по ее мнению, ничего чудесного уже не могло случиться. Хотя она слишком страдала, чтобы обратить внимание на намерения Роберта, всем остальным было ясно, что он просто хотел ее утешить: в конце концов похороны состоялись не в холодный угрюмый день под дождем, как это часто показывают в кино.