Питер Годфри-Смит - Чужой разум

Один из примеров – недавний эксперимент по изучению памяти, который провели Кристель Жозе-Альв и ее коллеги в Нормандии (Франция) на каракатицах, принадлежащих к более мелкому виду, чем гиганты, о которых я писал в предыдущих главах [207]. У животных имеется несколько видов памяти. Для человеческого опыта важна эпизодическая память – память о конкретных событиях, отличная от памяти о фактах и навыках. (Ваши воспоминания о прошлом дне рождения относятся к эпизодической памяти; ваша память о том, как надо плавать, – это процедурная память, а ваша память о том, где находится Франция, – это семантическая память.) Жозе-Альв и ее команда положили в основу своего опыта с каракатицами знаменитую серию экспериментов, продемонстрировавших наличие чего-то подобного эпизодической памяти у птиц; в команду привлекли ведущую специалистку по птицам – Николу Клейтон. В исследованиях как птиц, так и каракатиц говорится о « квази эпизодической» памяти, поскольку у людей эпизодическая память содержит ярчайший элемент субъективного переживания, и ученые не уверены, что то же самое можно сказать о других животных.

Квазиэпизодическая память в этих экспериментах определялась как память о том, где и когда можно найти определенный вид пищи; это память типа «что-где-когда». Опыты с каракатицами проводились так. Сначала исследователи определяли, какой из двух видов пищи (крабов или креветок) предпочитает каждая особь, а затем каракатицам создавали ситуацию, в которой каждый из видов пищи ассоциировался со своей визуальной подсказкой в аквариуме. Порции их любимой пищи (это оказались креветки) возобновлялись медленнее, чем другой; если они съедали креветок, то новая порция поступала на то же место только через три часа, тогда как добавка краба выдавалась через час. Каракатицы запомнили, что, если их выпускают в аквариум всего через час после того, как они поели креветок, не имеет смысла возвращаться в то место, куда кладут креветок, – там будет пусто. После часовой паузы они направлялись туда, куда клали крабов. Но если пауза составляла три часа, они отправлялись за креветками.

Существование эпизодической или квазиэпизодической памяти во всех этих группах – млекопитающих наподобие нас, птиц и каракатиц – впечатляющий пример почти наверняка независимой эволюции параллельно в различных линиях. Не знаю, пробовал ли кто-нибудь проводить такие опыты с осьминогами, и не знаю, как бы они справились с этим заданием. Работа Жозе-Альв демонстрирует достаточно сложные когнитивные навыки у десятиногих, мозг которых эволюционировал достаточно независимо от мозга осьминогов. Иными словами, это свидетельство параллельной эволюции интеллекта внутри линии головоногих. Это подкрепляет гипотезу о том, что возникновение сложной нервной системы у головоногих было не случайностью. Она не была разовым «изобретением», которое затем сохранилось с некоторыми вариациями в двух различных линиях. Скорее одно усложнение нервной системы имело место в линии осьминогов, а второе – параллельно, у других головоногих.

Соотношение между осьминогом и каракатицей напоминает соотношение между млекопитающими и птицами. В линии позвоночных расхождение около 320 миллионов лет назад привело к млекопитающим и птицам, и в обеих ветвях возник большой мозг при несколько различном строении тела. В линии головоногих и осьминог, и каракатица имеют план строения тела моллюска, но расхождение между ними почти такой же исторической глубины, и у них тоже параллельно развился большой мозг.

Древо может быть представлено так:

Фрагмент «Древа жизни»:На этом рисунке показаны некоторые из эволюционных развилок, упомянутых в книге. Длина «стволов» между развилками не отражает временной масштаб, и на рисунке представлены группы совсем неодинакового размера. Млекопитающие и птицы – крупные по численности видов группы, тогда как две группы головоногих по обе стороны от развилки гораздо более малочисленны. (К тому же птицы и млекопитающие образуют отдельные классы , а все головоногие входит в один и тот же класс.) Членистоногие справа составляют целую филу , куда входят насекомые, ракообразные, пауки, многоножки и др. Многие группы на схеме не представлены: например, если бы там были дождевые черви, они бы оказались в промежутке между «прочими моллюсками» и членистоногими, отколовшись от короткого ствола, ведущего к моллюскам. Морские звезды оказались бы слева, рядом с позвоночными. «Рыбы» не составляют единой ветви. Большинство рыб относятся к крайней левой ветви, но некоторые, например латимерия, располагаются на ветви, которая ведет также к человеку и птицам.

Головоногие играли роль крупных хищников с древнейших времен. Примерно 270 миллионов лет назад одна из групп головоногих разделилась – вероятно, вскоре после того, как они вступили на путь решительного отказа от внешней раковины. По крайней мере в двух линиях независимо появились развитые нервные системы. Головоногие и умные млекопитающие – независимые эксперименты по эволюции психики. Подобно млекопитающим и птицам, осьминоги и каракатицы, о которых идет речь в этой книге, представляют собой разновидности эксперимента в рамках эксперимента более высокого порядка.

Океаны

Психика возникла в море. Водная среда сделала возможной ее существование. Все ранние стадии процесса проходили в воде: зарождение жизни, возникновение животных, эволюция мозга и нервной системы, появление сложноорганизованного строения тела, благодаря которому иметь мозг становится выгодно. Первые вылазки на сушу состоялись, вероятно, вскоре после того промежутка истории, который описан в первых главах, – как минимум около 420 миллионов лет назад, а может быть, и раньше. Но ранняя история животных – это история морской жизни. Когда животные выползли на сушу, они взяли море с собой. Все основные жизненные процессы происходят в наполненных водой клетках, окруженных мембранами, микроскопических контейнерах, чье содержимое – не что иное, как реликты моря. В главе 1 я писал, что встреча с осьминогом – наиболее близкий аналог встречи с разумным пришельцем. Но он не совсем пришелец – мы оба создания планеты Земля и ее океанов.

Свойства, сделавшие море столь продуктивным для возникновения жизни и разума, для нас обычно невидимы. Они работают на микроуровне. Море с виду не меняется, когда мы на него воздействуем, – тогда как, например, порубка леса являет собой зримый и несомненный факт. Когда в море сбрасывают отходы, кажется, что они просто уплывают или растворяются. В итоге острота экологических проблем в океанах часто недооценивается, а меры, которые мы могли бы принять для их спасения, редко дают непосредственные наглядные результаты.