Олег Цендровский - Между Ницше и Буддой [счастье, творчество и смысл жизни]

Людвиг Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате» высказался в том духе, что границы нашего мира совпадают с границами нашего языка. Фраза эта получила широкую известность, и она, разумеется, ошибочна. Мир далеко не исчерпывается выразимым, и даже знаем мы всегда безмерно больше, чем можем выразить, что убедительно доказывают и нейрофизиология мозга, и психология, и обыденный опыт. Тем не менее в словах этих заключена сущностная правда. Между лингвистической формой нашего опыта и самим опытом существует сложнейшая диалектическая связь. Трансформируя средства выражения нашего взаимодействия с миром, мы меняем не просто способ репрезентации собственного опыта, мы преображаем сам этот опыт и, как следствие, распахнутый перед сознанием мир.

Это можно легко понять на примере. Представьте, что одну и ту же прогулку по морскому берегу совершают пьяный турист, старый рыбак, поэт и исследователь-океанолог. Допустим также, что внешне их опыт абсолютно идентичен – вплоть до мельчайших поворотов головы и самих тем для размышления, в этих головах рождающихся. Даже при столь строгих условиях понятийная и эмоциональная сеть, через которую эта внешняя событийная фабула окажется пропущена, кардинально преобразит ситуацию, в которой они находятся. Видя очень похожие вещи, они воспримут их очень по-разному. Причина этого в том, что в действительности нет никаких швов и границ между неким «внешним» миром и будто бы отдельным от него способом его представления. Они всегда слиты воедино – описывая, мы создаем. До определенной и весьма существенной степени мы воспринимаем лишь то, что сами же и творим в своем уме.

Вообразите затем, что каждую из этих историй опишут на бумаге школьник, журналист, офисный служащий, профессиональный писатель или полицейский детектив, беря за основу те же базовые факты. Неужели это будут варианты рассказа одних и тех же событий? Почему тогда они столь отличны? Какой из них «верный» и «настоящий»? Это будут не разные описания одной объективной реальности, это будут разные реальности, не менее различающиеся между собой, чем сходные.

Чем богаче набор средств языкового описания нашего опыта, тем богаче и ярче реальность, которая открывается перед нами, которая создается нами. Она предстает в более высоком разрешении, своего рода формате UltraHD вместо картинки обывателя на несколько сотен пикселей. Она приобретает новые краски, тени, глубины и даже дополнительные измерения. Повышая качество собственной речи, умножая свои знания, мы трансформируем призму, через которую пропускаем реальность, а вернее было бы сказать – трансформируем саму эту реальность.

На этом пути есть свои опасности, ибо подчас наши понятия и идеи, особенно если это идеи регрессивные, встают непреодолимым заслоном для высших возможностей нашего существа. Они могут уродовать, искажать, обеднять и разлагать наш жизненный мир, как это делают политические идеологии. Так, однако, устроено все в этой Вселенной. Любая сила, а знание и речь есть силы, может быть употреблена во вред, и потому взявшись за обуздание этой стихии, мы должны отдавать себе отчет в присущей ей, как и любой вещи, тёмной стороне, избегая ее.

Тот, кто хочет эффективнее достигать любых социальных целей, должен научиться говорить и писать. Перед тем, кто желает научиться мыслить и полноценно проживать реальность вокруг, стоит та же задача, ибо эти процессы взаимосвязаны. Казалось бы, этих трех причин более чем достаточно – и так оно, собственно, и есть. Однако существует еще один резон, почему работа над речью так важна. По уже описанным нейробиологическим причинам, наш мозг воспринимает неопределенность внутреннего и внешнего мира как угрозу. Она вселяет в него тревогу, причиняет дискомфорт, на что психика отвечает постоянным повышенным уровнем стресса и периодическими сбоями в функционировании.

В головах людей очень много темных, заросших паутиной углов и нераспутанных клубков, в которых хорошо отдает себе отчет наше бессознательное, даже когда мы сами этого не видим. Подчас мы едва ощущаем груз, который эта сумма неопределённостей взваливает на наши плечи, ибо слишком привыкли к нему. Так больной, сросшийся за годы с мучающими его недугами, может их почти не замечать. Но вот стоит ему чудесным образом исцелиться, и он поразится новообретённым прыти, лёгкости и свежести, поймет, как скован он был до этого.

Пробуя силой речи внести ясность в происходящее внутри нас, в причины и ход собственных побуждений и чувств, от горьких обид до заветных желаний, мы достигаем мощного терапевтического эффекта. Пусть даже грубо и неумело, но мы разгоняем мрак внутри, снимаем хаос неопределенности, расходующий энергию и провоцирующий непродуктивную стрессовую нагрузку. В наших высших интересах – искать более совершенные средства языкового выражения реалий собственной жизни, ловить их в сети языка, но никогда не поддаваться соблазну считать, что ими они исчерпываются.

Как и с любым другим навыком, развитие собственной речи – это целенаправленная и подконтрольная практика ее применения. Всякий раз, когда вы сталкиваетесь в своей жизни с ситуацией, где вы наедине с собой или в разговоре с кем-то не смогли что-то внятно сформулировать, не забывайте и не игнорируйте этот случай. Его следует взять на заметку как возможность для роста, полученную вами обратную связь касательно имеющихся интеллектуальных, образовательных и коммуникативных слабостей. Задним числом добейтесь прояснения и эстетического усовершенствования собственных мыслей, доведите их до логического конца, проигрывайте сценарии споров и риторических ходов в своей собственной голове.

Всякий раз, когда вы в том или ином контексте наталкиваетесь на интересную проблему, по которой вы не можете выразить отчетливой позиции, поступайте так же. Это должно быть тяжело, это может быть даже весьма мучительно, и некоторые лингвистические ребусы не будут поддаваться годами в том смысле, что вы будете ощущать крайнюю недостаточность имеющихся решений. Тем не менее одно несомненно: уже через пару лет таких упражнений, если отнестись к ним добросовестно, ваша способность суждения и речь окажутся на абсолютно недосягаемом ранее уровне.

Написание текста любой длины и всякий акт речи должны сопровождаться усилием творческого дискомфорта, восприниматься как вызов и возможность для саморазвития – как то, что необходимо превзойти. Незаменимой здесь окажется помощь тех, кто прошел по этому пути дальше нас или осваивал совсем иные маршруты – работы мастеров устного и письменного слова. Как именно им удается оказать на нас воздействие, создать в голове сильный образ и затронуть струны чувств? Как структурированы их тексты, в каком порядке расположены идеи, метафоры и переходы между ними, каковы наиболее меткие слова и выражения, самые яркие и цепляющие аллегории? Нужно брать по крупице из сотен разных источников, запоминать их и использовать, соединять в своей речи в новом и уникальном синтезе, а со временем обогащать полученное наследство собственными изобретениями.