Мэтью Джексон - Человеческие сети [Как социальное положение влияет на наши возможности, взгляды и поведение]

Одно письмо оказалось у земледельца из Канзаса. Он переслал его священнику в своем родном городе. Тот священник отправил его знакомому священнику в Кембридже, штат Массачусетс, а тот, как оказалось, знал конечного адресата-брокера лично. В данном случае письмо проделало путь от начальной точки — из рук канзасского фермера — до конечной в другом конце Соединенных Штатов — всего за три шага.

Потом, забрав письма у конечных адресатов, Милгрэм подсчитал, сколько конвертов достигло места назначения и сколько шагов потребовалось проделать каждому письму, чтобы попасть в руки конечного адресата. Из 160 писем, стартовавших из Небраски, конечной цели достигли 44 — то есть 27,5 %. В среднем они преодолевали весь путь за пять шагов (в разных случаях их насчитывалось от двух до десяти), так что средний показатель слегка превышал 5 {72}.

Поскольку никто из людей, получавших конверты по почте, не был волонтером, изначально предупрежденным об эксперименте — им просто приходили письма от знакомых, — не стоило ожидать, что многие из них успешно перешлют конверты далее. В итоге же конечных адресатов достигла весьма внушительная доля писем. Однако участие было добровольным, а потому малое количество шагов, которые проделали письма, прежде чем добраться до места назначения, отчасти отражает некий перекос в эксперименте. Если бы письму понадобилось проделать более долгий путь — скажем, пройти через руки не пяти, а десяти человек, — прежде чем дойти до конечной цели, тогда для участия в эксперименте потребовалось бы вдвое больше людей. А значит, весьма вероятно, что пути с наименьшим количеством посредников оказываются более успешными, они-то и попадают в итоговые данные, а те пути, для преодоления которых потребовалось бы больше посредников, скорее всего, оказываются тупиковыми. Позднее были проведены другие эксперименты, которые исправляют эту погрешность; полученный ими порядок скачков составляет 10, то есть вдвое превышает полученный Милгрэмом результат, но все равно это относительно небольшое число {73}.

Результаты эксперимента удивляют не только малым количеством понадобившихся шагов, но и тем, как много писем вообще добралось до адресатов: ведь у людей не было ни малейшего представления об устройстве сети, никаких подсказок, которые помогали бы им в выборе ближайшего промежуточного адресата. Лишь в силу самой невероятной случайности вы могли бы знать кратчайший путь в сети, проходящий между вами и каким-то брокером из Массачусетса, или, как в более поздних экспериментах, со студентом из Пекина, или с водопроводчиком из Лондона, и так далее. Таким образом, сам факт, что многие из тех писем были успешно пересланы, куда нужно, по относительно коротким путям, говорит не только о том, что эти короткие пути существуют, но и о том, что многие короткие пути существуют между любой парой людей и что людям известно достаточно много, чтобы прикинуть, как именно благополучно передать какую-либо информацию дальше. К вопросу о том, как люди умудряются ориентироваться в сетях, мы еще вернемся в главе 5.

Как же получается, что сеть остается такой разреженной — в ней задействовано менее одной связи из миллиона — и в то же время достаточно всего за несколько «рукопожатий» дотянуться от любого человека до любого другого из сотен миллионов? {74}Давайте снова обратимся к Facebook в качестве примера, возьмем какого-нибудь типичного пользователя, скажем Диану, и посмотрим, сколько у нее друзей. У этой типичной Дианы наверняка окажется в друзьях несколько сотен человек — остановимся на среднем показателе примерно в 200 друзей, — с которыми она так или иначе взаимодействует хотя бы изредка {75}. А теперь давайте сосчитаем Дианиных друзей второй степени — людей, отстоящих от нее на два звена, две степени разделения, два «шага». Предположим, что у каждого из них имеется опять-таки по 200 друзей, которые уже не являются непосредственными друзьями самой Дианы {76}. Так, продвинувшись всего на два шага, мы уже получили 200 х 200 = 40 000 пользователей. Продолжив, мы получим 8 миллионов человек за три шага и 1,6 миллиарда — за четыре. Таким образом, мы уже больше чем вдвое перекрыли все «население» Facebook. Кроме того, до большинства пользователей можно добраться через большее количество шагов — большинство отделяет друг от друга 4 или 5 звеньев. Теперь понятно, почему в человеческих сетях расстояния между отдельными людьми совсем невелики.

Давайте сравним эту современную мировую сеть с той, что существовала в Средние века. Представим себе, что у тогдашних людей имелось в среднем не по 200, а по 5 друзей. В таком случае, проделав те же расчеты, после четырех шагов мы получим приблизительно 5 x 5 x 5 x 5 = 625 человек — вместо 1,6 миллиарда. Чтобы охватить все тогдашнее население Земли, понадобилось бы проделать более двенадцати шагов вместо четырех или пяти {78}.

Тем не менее средневековый мир был в значительной мере связанным — ведь даже наличие нескольких друзей приводит к тому, что показатель воспроизводства превышает единицу. И даже средневековый мир можно было назвать по-своему «тесным». Типичное расстояние, разделявшее людей — двенадцать или более звеньев, — конечно, больше современных четырех или пяти «рукопожатий», но все равно это небольшое число, если вспомнить о том, что в ту эпоху в мире жили сотни миллионов людей. Из-за большего количества степеней разделения в Средневековье и микробы, и идеи путешествовали гораздо медленнее и беспорядочнее, чем сегодня. И все же мир оставался достаточно связанным, чтобы зараза переносилась на большие расстояния, и мы видим сейчас длинный перечень болезней, превращавших человеческую жизнь в постоянную борьбу за выживание {79}.

Когда на дальние расстояния начали путешествовать сотни тысяч людей, в мире появились смертоносные пандемии, очень быстро облетавшие множество стран. Один шокирующий пример — пандемия гриппа-«испанки» в 1918–1919 годах. В тот сезон грипп вызывался особенно злостным штаммом, который атаковал и убивал в первую очередь молодых и крепких людей. Этот вирус приводил к чрезмерной иммунной реакции, в результате чего погибло более 10 % заразившихся. Грипп прозвали «испанским», хоть это и несправедливо по отношению к испанцам. Просто они аккуратно докладывали о темпах заражения и об уровне смертности, тогда как в других странах власти сознательно замалчивали эту информацию, чтобы не подрывать моральный дух населения, еще не оправившегося от разрушительной Первой мировой войны 1914–1918 годов {80}. Читая новости, можно было подумать, будто эпидемия движется из Испании, но это было не так: она вспыхнула уже повсюду. Распространение гриппа в том году объяснялось окончанием войны — из-за него началось массовое перемещение войск по миру. Многим солдатам приходилось жить в тесноте и передвигаться на большие расстояния. К тому же сама болезнь имела две особенности, позволявшие ей распространяться быстро и широко. Во-первых, грипп передается воздушно-капельным путем, когда кто-нибудь чихает или кашляет, на расстоянии больше метра, а еще эти капельки с заразой оседают на поверхности, и, коснувшись их, другой человек может подхватить болезнь. Во-вторых, люди остаются заразными больше недели, иногда — еще до появления или после исчезновения симптомов заболевания. Вот это сочетание — злостный штамм, отсутствие прививок и перемещение больших людских масс по миру — вызвало одну из самых масштабных в истории пандемий гриппа с чудовищными последствиями. Гриппом заразилось около полумиллиарда человек (около трети всего тогдашнего населения Земли, а в городах Европы эта доля составила еще больше). Болезнь унесла жизни от 50 до 100 миллионов человек по всей планете.