Бессел ван дер Колк - Тело помнит все [Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть]

Энтони было всего два с половиной года, когда его направили в наш Центр травмы из детского сада, потому что он постоянно кусал и толкал воспитателей, отказывался спать днем и без конца плакал, бился головой и раскачивался, схватившись за ноги. Ни с одним воспитателем он не чувствовал себя защищенным, а агрессивное непослушание регулярно сменялось подавленным ступором.

Когда мы встретились с ним и его матерью, он испуганно вцепился за нее, пряча свое лицо, в то время как она без конца говорила ему: «Не веди себя как маленький». Он вздрогнул, когда в коридоре стукнула дверь, еще больше зарывшись между мамиными коленями. Когда она его оттолкнула, он уселся в углу и принялся биться о стену головой. «Он просто делает это, чтобы меня достать», – сказала его мать. Когда мы поинтересовались у нее про ее собственное детство, она рассказала, что родители ее бросили, и она росла поочередно у нескольких родственников, которые ее били, не обращали на нее внимания, а когда ей исполнилось тринадцать, еще и начали насиловать. Она забеременела от пьяного дружка, который бросил ее, узнав про ребенка. Она говорила, что Энтони был копией своего отца – такой же никчемный. У нее было множество ожесточенных перепалок со своими последующими мужчинами, однако она была уверена, что Энтони ничего не заметил, так как это происходило слишком поздно ночью.

Если бы Энтони госпитализировали, то ему, скорее всего, диагностировали бы ряд различных психических расстройств: депрессию, реактивное расстройство привязанности, СДВГ и ПТСР. Ни один из этих диагнозов, однако, не разъяснял бы, что с ним не так: что он до смерти напуган и борется за свою жизнь, а также не верит, что мать способна его защитить.

Еще есть Мария, пятнадцатилетняя латиноамериканка, одна из более чем полумиллиона детей в США, выросших в приютах и больницах. Мария страдает от ожирения и крайне агрессивна. В прошлом она пережила сексуальное, физическое и эмоциональное насилие, а с восьми лет сменила более двадцати детских учреждений. Кипа медицинской документации, прибывшая вместе с ней, описывала ее как молчаливого, мстительного, импульсивного, безрассудного ребенка, склонного к самоповреждению, с сильнейшими перепадами настроения и взрывным характером. Она сама называла себя «никчемным, никому не нужным мусором».

После нескольких попыток самоубийства Марию поместили в одну из наших лечебниц. Изначально она была молчаливой и замкнутой и проявляла агрессию, когда кто-то к ней подходил слишком близко. После нескольких неудачных попыток лечения ее включили в программу иппотерапии – она ежедневно расчесывала гриву своей лошади и обучалась выездке. Два года спустя я поговорил с Марией на ее школьном выпускном. Ее приняли в колледж. Когда я спросил у нее, что помогло ей больше всего, она ответила: «Лошадь, о которой я заботилась». Она рассказала мне, что впервые начала чувствовать себя защищенной со своей лошадью; она каждый день ее там ждала, радуясь, как ей казалось, ее приходу. Она ощутила эмоциональную связь с другим существом и начала разговаривать с ним, как с другом. Постепенно она заговорила с другими участвовавшими в программе детьми, а затем и со своим педагогом.

Вирджиния – удочеренная тринадцатилетняя белая девочка. Ее забрали у биологической матери из-за наркозависимости последней; когда первая приемная мать заболела и умерла, она кочевала из одного семейного приюта в другой, пока ее снова не удочерили. Вирджиния вела себя обольстительно со всеми мужчинами, которые попадались ей на пути, и она сообщила о многих случаях сексуального и физического насилия со стороны людей, которые за ней присматривали или временно ее опекали. Она попала в нашу программу стационарного лечения после тринадцати экстренных госпитализаций в связи с попытками самоубийства. Персонал описывал ее как замкнутую, властную, взрывную, склонную к сексуализации (защитный механизм, заключающийся в приписывании негативным событиям эротической составляющей, «превращающей» их таким образом в позитивные), навязчивую, злопамятную и самовлюбленную. Сама она называла себя отвратительной и говорила, что предпочла бы умереть. Диагнозы в ее медицинской карте включали биполярное расстройство [33] Биполярное расстройство – психическое расстройство, протекающее в виде смены маниакальных и депрессивных эпизодов. Маниакальное состояние – состояние с повышенным настроением, психическим возбуждением и ускорением мышления и речи. – Прим. ред. , синдром эпизодического нарушения контроля [34] Синдром эпизодического нарушения контроля – заболевание, характеризующееся неконтролируемыми, внезапными и рецидивирующими приступами ярости в ответ на незначительные провоцирующие стимулы. – Прим. ред. , СДВГ, вызывающее оппозиционное расстройство (ВОР) [35] Вызывающее оппозиционное расстройство – расстройство поведения у детей и подростков с негативистским, враждебным, вызывающим поведением и неповиновением взрослым. – Прим. ред. , а также расстройство на фоне приема психоактивных веществ. Но кем же на самом деле является Вирджиния? Как мы можем помочь ей обрести жизнь? (1)

Мы можем надеяться разрешить проблемы этих детей, только если научимся правильно определять, что с ними происходит, и будем делать нечто большее, чем разрабатывать новые лекарства с целью контроля над ними, и пытаться найти «тот самый» ген, который ответственен за их «болезнь». Наша задача – это придумать способ помочь им вести продуктивную жизнь, и тем самым мы сможем сэкономить сотни миллионов долларов налогоплательщиков. Этот процесс начинается с принятия фактов.

Со столь серьезными проблемами и столь неблагополучными родителями возникает большой соблазн списать все на плохие гены. Технологии постоянно открывают новые направления исследований, и с появлением генетического анализа психиатрия сосредоточилась на поиске генетических причин психических заболеваний. Генетическая предрасположенность казалась особенно актуальной для шизофрении, довольно распространенной (затрагивающей примерно один процент населения), тяжелой и запутанной разновидности психических заболеваний, которая имеет явный наследственный характер. И тем не менее спустя тридцать лет исследований, на которые были потрачены многие миллионы долларов, мы так и не нашли какой-то единой генетической комбинации для шизофрении [36] Несмотря на отсутствие единой генетической комбинации, на данный момент открыто 108 генов, связанных с развитием шизофрении. Наличие подобных генов у человека не всегда приводит к развитию заболевания, однако увеличивает вероятность шизофрении в десятки раз. – Прим. ред. – равно как и для всех остальных психиатрических болезней, раз уж на то пошло (2). Некоторые из моих коллег также усердно работали над поиском генетических факторов, способствующих развитию травматического стресса (3). Работа в этом направлении продолжается, однако до сих пор никаких убедительных ответов найдено так и не было (4).