Бессел ван дер Колк - Тело помнит все [Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть]

В 1970-х не существовало способов классификации широкого диапазона симптомов сотен тысяч вернувшихся из Вьетнама ветеранов. Как мы видели в первой главе этой книги, это вынуждало врачей импровизировать в лечении своих пациентов и не давало им возможности систематически изучать эффективность используемых подходов. Признание диагноза ПТСР в руководстве DSM III в 1980 году привело к масштабным научным исследованиям и развитию действенных методов лечения, которые оказались актуальными не только для ветеранов боевых действий, но также и для жертв различных травмирующих событий, включая изнасилования, нападения и дорожно-транспортные происшествия (14). Примером того, какое огромное влияние оказывает наличие конкретного диагноза, является тот факт, что между 2007 и 2010 годами министерство обороны потратило более 2,7 миллиарда долларов на лечение и исследование ПТСР у ветеранов боевых действий, в то время как только в финансовом 2009 году министерство по делам ветеранов потратило 24,5 миллиона долларов на собственные исследования.

В руководстве DSM дается довольно точное определение ПТСР. Человек переживает ужасное событие, «связанное со смертью или травмой, либо угрозой смерти или травмы, либо угрозой физической целостности его самого или окружающих», которое приводит к различным проявлениям: навязчивым повторным переживаниям события (яркие болезненные воспоминания, ночные кошмары, ощущение, будто событие происходит прямо сейчас), постоянному стремлению избегать людей, места, мысли или чувства, связанные с пережитой травмой (иногда сопровождающемуся потерей памяти о важных эпизодах), мешающему нормальной жизни, а также повышенному нервному возбуждению (бессоннице, чрезмерной бдительности или раздражительности).

Это описание подразумевает четкий сюжет: человек оказывается резко и внезапно раздавлен случившимся с ним чудовищным событием и перестает быть самим собой. Травма, может, и остается позади, однако продолжает проигрываться в постоянно повторяющихся воспоминаниях и измененной нервной системе.

Насколько актуальным было это определение для детей, которые у нас наблюдались? После единичного травмирующего события – укус собаки, несчастный случай либо стрельба в школе – у ребенка действительно могут развиться основные симптомы ПТСР, похожие на те, что наблюдаются у взрослых, даже если они живут в семье, чувствуют себя защищенными и получают необходимую поддержку. Благодаря появлению официального диагноза ПТСР теперь мы можем довольно эффективно лечить эти проблемы.

Что же касается трудных детей, систематически сталкивавшихся с жестоким и пренебрежительным отношением, которых можно встретить в клиниках, школах, больницах и полицейских участках, то травмирующие корни их поведения менее очевидны, в особенности в связи с тем, что они редко рассказывают о том, как их били, бросали или совращали, даже если их об этом спросить напрямую. Восемьдесят два процента травмированных детей, которые наблюдаются в рамках Национальной группы по травматическому стрессу у детей, не отвечают диагностическим критериям ПТСР (15). Из-за своей частой замкнутости, подозрительности или повышенной агрессии теперь они получают такие диагнозы, как «вызывающее оппозиционное расстройство», что означает «этот ребенок меня ненавидит и совершенно меня не слушается» либо «деструктивное расстройство дисрегуляции настроения» – то есть периодические неконтролируемые приступы гнева у ребенка. С учетом наличия множества разных проблем у этих детей со временем накапливается куча разных диагнозов. На многих таких пациентов к двадцати годам успевают навешать четыре, пять, шесть или даже больше бессмысленных ярлыков. Если они вообще получают какое-либо лечение, то оно, как правило, зависит от текущей «тенденции», будь то медикаментозное лечение, поведенческая психотерапия или экспозиционная терапия. Такие методы лечения, как правило, редко помогают и зачастую приносят еще больше вреда.

По мере того как росло количество детей, проходивших лечение в рамках Национальной группы по травматическому стрессу у детей, мы стали все больше понимать, что нуждаемся в диагнозе, который бы охватывал реалии их ситуаций. Мы начали с базы данных из почти двадцати тысяч детей, лечившихся в разных центрах нашей группы, и собрали все исследовательские статьи, которые нам только удалось найти, на тему пренебрежительного и жестокого обращения с детьми. Из них мы выделили сто тридцать особенно актуальных исследований, в которых в общей сложности были данные о более чем ста тысяч детей и взрослых по всему миру. В последующие четыре года дважды в год собиралась основная рабочая группа из двенадцати врачей и исследователей, специализировавшихся на детской травме (16) с целью составления предложения по подходящему диагнозу, который мы в итоге решили назвать Травматическим расстройством развития (Developmental Trauma Disorder) (17).

Сопоставив полученные данные, мы обнаружили общие для всех таких детей черты: 1) острое нарушение эмоциональной регуляции, 2) проблемы с вниманием и концентрацией и 3) трудности с тем, чтобы уживаться с самим собой и окружающими. Настроение и чувства этих детей молниеносно переключались из одной крайности в другую – вспышки ярости и паники сменялись отстраненностью, апатией и диссоциацией. Когда они волновались (что происходило большую часть времени), то не могли ни успокоиться, ни описать свои чувства.

Наличие биологической системы, которая упорно накачивает организм гормонами стресса, чтобы помочь ему справиться с реальной или воображаемой угрозой, приводит к ряду физических проблем: нарушениям сна, головным болям, необъяснимым болям в теле, повышенной чувствительности к прикосновениям или звукам. Чрезмерная возбужденность или отстраненность мешает им на чем-либо фокусировать свое внимание и сосредотачиваться. Чтобы снять свое напряжение, они поддаются хронической мастурбации, качаются из стороны в сторону либо занимаются самоповреждением (кусают, режут, прижигают и бьют себя, выдергивают волосы, щипают себя за кожу, пока не пойдет кровь). Кроме того, это приводит к нарушениям речи и мелкой моторики. Так как всю свою энергию они тратят на то, чтобы сохранять самоконтроль, им, как правило, сложно уделять внимание тому, что не имеет прямого отношения к выживанию (например, учебе в школе), а повышенное возбуждение приводит к тому, что они постоянно отвлекаются.

Из-за того, что их часто игнорировали или бросали, они цепляются за других людей и требуют к себе внимания – даже если это те же самые люди, которые с ними жестоко обращались. Из-за регулярных проявлений по отношению к ним физического или сексуального насилия либо каких-то других разновидностей плохого обращения они неизбежно начинают считать себя неполноценными и никчемными. Появляющаяся у них ненависть к самим себе является абсолютно искренней. Так стоит ли удивляться, что они никому не доверяют? Наконец, чувство презрения к себе в сочетании с чрезмерно бурными реакциями на любое малейшее недовольство приводят к тому, что им становится сложно обзавестись друзьями.