Бессел ван дер Колк - Тело помнит все [Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть]

Одно из самых любопытных исследований подавленных воспоминаний было проведено доктором Линдой Мейер Уильямс, которое началось, когда она училась на кафедре социологии в Пенсильванском университете в начале 1970-х. Уильямс опросила 206 девочек возраста от десяти до двенадцати лет, попавших в отделение неотложной помощи после сексуального насилия. Результаты их лабораторных анализов, а также записи интервью с детьми и их родителями хранились в медицинской документации больницы. Семнадцать лет спустя Уильямс смогла отследить 136 из этих – уже ставших взрослыми – детей, которых она подробно повторно опросила (20). Более трети женщин (38 процентов) не помнили про насилие, о котором было написано в их медицинской карте, в то время как лишь пятнадцать женщин (12 процентов) заявили, что никогда не подвергались насилию в детстве. Более двух третей (68 процентов) рассказали о других случаях сексуального насилия в детстве. Женщины, которые были на момент происшествия младше и которых растлил известный им человек, чаще забывали о пережитом насилии.

В ходе исследования также была изучена достоверность восстановленных воспоминаний. Каждая десятая женщина (16 процентов из тех, кто помнил про насилие) сообщила, что в какой-то момент в прошлом забыла о нем, однако позже вспомнила о случившемся. По сравнению с женщинами, которые всегда помнили о своем растлении, те, кто временно об этом забывал, на момент совершения насилия были младше и реже получали поддержку от своих матерей.

Восстановленные воспоминания по своей точности практически не отличались от тех, что никогда не пропадали: воспоминания всех женщин в точности отражали основные факты происшествия, однако ни одна из их историй не совпадала полностью с записанными в их медкартах подробностями (21).

Полученные Уильямс данные подтверждаются недавними исследованиями, показавшими, что восстановленные воспоминания, как правило, встраиваются в память в измененном виде (22). Как только же история начинает пересказываться, особенно если она пересказывается многократно, она меняется – сам процесс изложения трансформирует ее. Мозг постоянно придает какой-то смысл тому, что мы знаем, и тот смысл, который мы придаем своей жизни, влияет на характер и содержание воспоминаний.

Если существует столь много доказательств того, что события, спровоцировавшие психологическую травму, могут быть забыты с последующим возвращением воспоминаний о них лишь многие годы спустя, то почему почти сотня уважаемых ученых, специализирующихся на изучении механизмов человеческой памяти, поддержали апелляцию приговора отца Шэнли, заявив, что «подавленные воспоминания» были основаны на «псевдонауке»? Так как потеря памяти и отложенные воспоминания о травмирующих переживаниях никогда не были воспроизведены в лаборатории, некоторые ученые-когнитивисты упорно отрицали существование подобного явления (23) либо же ставили под сомнение точность восстановленных травматических воспоминаний (24). Тем не менее то, что врачи наблюдают в отделениях неотложной помощи, психиатрических отделениях и на поле боя, неизбежно кардинально отличается от того, что наблюдают ученые в своих безопасных лабораториях с четко отлаженной работой. Рассмотрим, например, эксперимент под названием «ребенок, потерянный в торговом центре».

Ученые-исследователи показали, что не составляет большого труда внушить человеку воспоминания о событии, которого на самом деле никогда не было, например о том, как он в детстве потерялся в торговом центре (25). Примерно 25 процентов участников этих экспериментов позже «вспоминали», что они были напуганы, и даже сообщали недостающие подробности.

Вместе с тем подобные воспоминания не сопровождались тем бессознательным ужасом, что испытывает потерянный ребенок.

Другая серия исследований показала ненадежность свидетельских показаний очевидцев. Участникам таких экспериментов показывали видеозапись едущей по улице машины, а затем спрашивали, видели ли они знак остановки или светофор; детей расспрашивали, во что был одет мужчина, который приходил к ним в класс. Другие эксперименты показали, что от самих задаваемых вопросов может зависеть то, что «вспомнит» очевидец. Эти исследования поставили под сомнение многие полицейские и судебные процедуры, однако они имели мало отношения к травматическим воспоминаниям.

Основная проблема состоит в следующем: события, случившиеся в лабораториях, нельзя считать эквивалентными обстоятельствам, в которых формируются травматические воспоминания. Ощущение ужаса и беспомощности, связанное с ПТСР, попросту не может быть заново спровоцировано в подобных условиях. Мы можем изучать последствия существующих психологических травм в лабораториях, как это было в исследовании со снимками мозга в момент живых болезненных воспоминаний, однако здесь невозможно искусственно создать отпечаток психологической травмы на разуме. Доктор Роджер Питман провел в Гарварде исследование, в ходе которого показывал студентам колледжа фильм под названием «Лики смерти», демонстрировавшим документальные кадры человеческих смертей и казней. Этот фильм, ныне запрещенный во многих странах, содержит сцены запредельной жестокости, однако он не вызывал у привлеченных Питманом здоровых добровольцев ПТСР. Чтобы изучать травматические воспоминания, нужно исследовать воспоминания людей, которые на самом деле перенесли психологическую травму.

Любопытно, что когда шумиха, связанная с показаниями в суде – а вместе с ней и прибыль, – пошла на спад, «научные» споры тоже улеглись, и врачам пришлось разбираться с руинами, в которые превратили травматические воспоминания.

В 1994 году я и мои коллеги из Массачусетской больницы общего профиля решили провести систематическое исследование с целью сравнения воспоминаний людей о безобидных и ужасных происшествиях. Мы разместили объявление в местных газетах, прачечных самообслуживания и на досках объявлений студенческих профсоюзов, которое гласило: «С вами случилось что-то ужасное, мысли о чем не дают вам покоя? Звоните 727-5500; мы заплатим вам 10 долларов за участие в этом исследовании». На наше первое объявление откликнулось семьдесят шесть добровольцев (26).

Представившись, мы спросили каждого участника: «Можете ли вы рассказать нам о каком-то событии в вашей жизни, которое, как вам кажется, вы никогда не забудете, но воспоминания о котором не являются болезненными?» Один из участников загорелся и сказал: «День, когда родилась моя дочка»; другие называли день своей свадьбы, победы в спортивных состязаниях либо выпускной в школе, на котором им, как лучшему ученику, было предоставлено почетное право произнести прощальную речь. Затем мы попросили их сосредоточиться на определенных сенсорных деталях, связанных с этими событиями, например: «У вас когда-нибудь внезапно всплывали яркие воспоминания о том, как выглядел ваш муж в день свадьбы?» Ответ всегда был отрицательным. «А как насчет прикосновения тела вашего мужа в первую брачную ночь?» (В ответ на этот вопрос мы получили несколько озадаченных взглядов.) Мы продолжили: «У вас бывали четкие, подробные воспоминания о прощальной речи, с которой вы выступали на выпускном?». «Испытывали ли вы когда-нибудь яркие ощущения, вспоминая про рождение своего первенца?» Ни одного утвердительного ответа.