Бессел ван дер Колк - Тело помнит все [Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть]

А посттравматический стресс является следствием полной реорганизации центральной нервной системы вследствие испытанной реальной угрозы смерти либо после того, как человек стал свидетелем смерти кого-то другого. Из-за этого меняется самовосприятие (человек теперь видит себя беспомощным) и восприятие реальности (весь окружающий мир становится опасным местом).

Во время экспозиционной терапии пациенты становятся крайне взволнованными. Возвращаясь к травматическим переживаниям, они демонстрируют резкое увеличение пульса, кровяного давления и уровня гормонов стресса. Если же им удается продолжить лечение, снова и снова повторно переживая свою травму, то постепенно они становятся менее восприимчивыми к ней и реже теряют контроль, когда вспоминают о случившемся. Как результат, они набирают меньше баллов по шкале ПТСР. Тем не менее, насколько нам известно, это не способствует интеграции воспоминаний о ней в общий контекст их жизни и редко когда восстанавливает у человека способность получать удовольствие от общения с окружающими и их прежние стремления и увлечения.

ДПДГ же, равно как и другие методы лечения, рассматриваемые в последующих главах – внутренние семейные системы, йога, нейробиологическая обратная связь, психомоторная терапия и театр, – делают упор не только на сдерживании активированных травмой неприятных воспоминаний, но также и на восстановлении чувства принадлежности, вовлеченности и целеустремленности посредством обретения контроля над своим разумом и телом.

Кэти была студенткой местного университета двадцати одного года. Когда я впервые с ней встретился, она выглядела ужасно напуганной. Она уже три года занималась с психотерапевтом, которому доверяла и который, как ей казалось, ее понимал, однако это не давало никаких результатов. После третьей попытки покончить с собой медицинская служба ее университета направила Кэти ко мне в надежде, что новая методика, о которой я им рассказывал, сможет ей помочь.

Подобно ряду других моих травмированных пациентов, Кэти могла полностью погружаться в свою учебу: когда она читала книгу или писала научную работу, она могла абстрагироваться от всего остального, что происходило в ее жизни. Это позволило ей добиться успехов в учебе, хотя она и не имела понятия, как полюбить саму себя, не говоря уже про полового партнера.

Кэти поведала мне, что ее отец на протяжении многих лет использовал ее для детской проституции – обычно в таких случаях я использую ДПДГ лишь в качестве вспомогательной терапии. Тем не менее она оказалась виртуозом ДПДГ и после восьми сеансов полностью исцелилась – за всю мою практику это было самое быстрое выздоровление пациента, пережившего в детстве тяжелое насилие. Эти сеансы были проведены пятнадцать лет назад, и я недавно встретился с ней, чтобы обсудить минусы и плюсы усыновления третьего ребенка. Она была просто прелесть: умная, веселая, с удовольствием проводила время с семьей и работала помощником профессора по детскому развитию.

Мне бы хотелось поделиться своими записями по четвертому сеансу ДПДГ у Кэти – не только чтобы показать, как обычно протекают такие сеансы, но и чтобы продемонстрировать, как именно проходит процесс интеграции травматических переживаний в человеческом мозге.

Ни одна томография, анализ крови или оценочная шкала этого не измерят, и даже видеозапись может дать лишь отдаленное представление о том, как ДПДГ высвобождает силу воображения нашего мозга.

Кэти сидела на своем стуле под углом в сорок пять градусов по направлению ко мне на расстоянии метра с небольшим от меня. Я попросил ее подумать о каком-нибудь особенно болезненном воспоминании, попросив попытаться представить, что она слышала, видела, думала и чувствовала в своем теле в этот момент. (В моих записях не сказано, сообщила ли она мне, что именно это было за воспоминание; видимо, не сообщила, раз я этого не записал.)

Я спросил, погрузилась ли она в воспоминание, и после ее утвердительного ответа спросил, насколько оно ей кажется реальным по шкале от одного до десяти. «Примерно девять», – сказала она. Затем я попросил ее следить глазами за моим двигающимся пальцем. Время от времени, после примерно каждых двадцати пяти движений я говорил: «Сделай глубокий вдох», а затем: «Что ты видишь сейчас?» Кэти рассказывала, о чем она думала. Каждый раз, когда ее интонация, выражение лица, движения тела или дыхание указывали на то, что она думает о чем-то эмоционально для нее важном, я говорил: «Сосредоточься на этом», после чего начинал новую последовательность движений, в течение которой она не разговаривала. За исключением этих нескольких слов, я сохранял молчание на протяжении следующих сорока пяти минут.

Вот о каких ассоциациях рассказала Кэти после первой последовательности движений глаз: «Я осознаю, что у меня есть шрамы – там, где он связывал у меня за спиной руки. Еще один шрам там, где он поставил на мне клеймо, как на своей собственности, а вот тут [она показывает, где] следы от укусов». Она выглядела потрясенной, но при этом на удивление спокойной, вспоминая: «Я помню, как меня облили бензином – он снимал меня на «Полароид», – а затем окунул в воду. Меня изнасиловали отец с двумя дружками; я была привязана к столу; помню, как они насиловали меня бутылками из-под пива».

У меня сжалось сердце, однако я ничего не говорил – лишь просил Кэти сосредоточиться на этих воспоминаниях. Спустя примерно тридцать движений пальцем туда-сюда я остановился, увидев, что она улыбается. Когда я спросил у нее, о чем она думает, она ответила: «Я ходила на занятия по карате; это было здорово! Я им задала жару! Я видела, как они отступают. Я закричала: «Вы что, не видите, что мне больно? Я не ваша девушка!» Я сказал: «Продолжай думать об этом» – и начал очередную последовательность. Когда она закончилась, Кэти сказала: «Передо мной два моих образа – умная, милая девочка… И эта маленькая шлюшка. Все эти женщины, что не могли позаботиться о себе, обо мне, о своих мужчинах – в результате чего мне пришлось их обслуживать». Во время следующей последовательности она начала всхлипывать, и когда мы остановились, она сказала: «Я увидела, какой я была маленькой – они насиловали маленькую девочку. В этом не было моей вины». Я кивнул и сказал: «Все верно – продолжай». После следующего раунда Кэти сообщила:

«Я представляю себе свою жизнь – как большая я держит маленькую меня и говорит ей, что она теперь в безопасности».

Я одобрительно кивнул и продолжил. Череда зрительных образов продолжилась: «Я вижу, как бульдозер сравнивает с землей дом, в котором я выросла. Все позади!» Затем Кэти сменила тему: «Я думаю о том, как мне нравится Джеффри [парень из ее группы]. Думаю о том, что он, возможно, не захочет со мной встречаться. Думаю, что не справлюсь с этим. Раньше у меня не было парня, и я не знаю, как быть чьей-то девушкой». Я спросил, что, как ей кажется, ей нужно узнать, и начал следующую последовательность. «Теперь передо мной человек, который просто хочет быть со мной – это слишком просто. Я не знаю, как быть собой рядом с мужчинами. Я впадаю в ступор».