Джеффри Миллер - Соблазняющий разум [Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы] [litres]

В любом случае у людей хронологический возраст, как и наследуемую приспособленность, никогда невозможно было определить напрямую. Чтобы отличать детей от взрослых, нашим предкам приходилось полагаться на признаки половой зрелости: мускулатуру, рост волос на лице, высоту голоса у мужчин и степень развития молочных желез и бедер – у женщин. Чтобы отличить молодых взрослых на пике фертильности от взрослых со снижающейся репродуктивной способностью, нужно было искать признаки старения: морщины, седину, обвисшую кожу, медлительность движений и потерю памяти.

Как и индикаторы приспособленности, индикаторы возраста в какой-то мере допускают обман. Возможно, с этим как-то связана и наша неотения – свойство сохранять во взрослом возрасте некоторые физические и умственные черты, характерные для детенышей человекообразных обезьян. Наши лица больше напоминают лица очень молодых шимпанзе, чем взрослых. Наша игривая креативность больше похожа на поведение молодняка, чем на суровую, ленивую брутальность взрослых обезьян. Стивен Джей Гулд доказывал, что неотенизация была основным направлением эволюции человека, а побочным эффектом нашей общей неотении стала гибкость нашего поведения.

Однако на неотению можно смотреть по-разному. Наши неотеничные черты могли сформироваться с помощью механизма выбора партнера как до некоторой степени фальшивые индикаторы молодости. Если самцы гоминид предпочитали молодых и фертильных самок старым и бесплодным, это создавало давление полового отбора, склоняющее самок выглядеть и вести себя так, будто они моложе. В ходе эволюции они могли бы “омолодиться” лицом и обрести способность оставаться игривыми, креативными, непосредственными и раскованными во взрослом возрасте. Вот так самки гоминид могли неотенизироваться. Та же логика применима и к самцам – в той степени, в какой самки при выборе партнера приветствовали проявления юношеской энергии. (Неясно, почему эти неотеничные черты развились только в нашей линии приматов; можно было бы сослаться на непредсказуемость полового отбора, но это не вполне удовлетворительное объяснение.) На мой взгляд, обманные индикаторы молодости, о которых говорит Гулд в своей теории неотении, должны были развиться под действием какой-то формы полового или социального отбора. Теорию Гулда нельзя рассматривать как альтернативу теории эволюции человека: она лишь описывает некоторые тенденции в развитии нашего тела и психики, которые все еще ждут эволюционного объяснения.

Феномен предпочтения молодости может быть не таким простым, как кажется. Зачастую трудно разделить индикаторы молодости и индикаторы приспособленности. Это связано с тем, что индикаторы обычно сильно зависят от состояния особи, а пик благополучия приходится на расцвет молодости. При прочих равных любой механизм выбора партнера, настроенный на зависимый от состояния индикатор, будет склонять к предпочтению молодых особей – просто потому, что они здоровее, и такой индикатор у них будет выглядеть лучше. Однако тот факт, что женщинам часто нравятся мужчины постарше, говорит о том, что механизмы выбора партнера могут легко эволюционировать, компенсируя предпочтение молодости всякий раз, когда оно становится дезадаптивным.

Половой отбор был не единственным видом социального отбора в эволюции человека. У людей, как и у большинства приматов, на выживание и размножение влияют все формы социальных связей. Чтобы завязывать и поддерживать отношения, не предполагающие секса, тоже полезно рекламировать свою приспособленность. Более приспособленные друзья могут дольше жить, больше уметь и давать более компетентные советы. Союзники с высоким уровнем приспособленности могут способствовать победе в драках и войнах. Хорошо приспособленные торговые партнеры могут жить дольше, преодолевать бо́льшие расстояния в погоне за ценным товаром и обладать настолько развитым социальным интеллектом, чтобы выполнять свои обещания. Все эти формы социальных отношений не подразумевают слияния генов, а значит, не испытывают влияния таких мощных процессов с положительной обратной связью, как убегающий половой отбор. Тем не менее такие отношения предоставляют огромный простор для развития индикаторов, поддерживаемых социальным отбором.

Часто мы используем одни и те же индикаторы приспособленности как в сексуальных, так и в несексуальных отношениях. Если энергичные танцы ночь напролет демонстрируют физическую приспособленность потенциальным супругам, они точно так же показывают ее и потенциальным друзьям, и союзникам. Любой индикатор приспособленности, появившийся у наших предков в ходе полового отбора, мог довольно быстро включаться в другие формы социальных отношений. И наоборот, любой индикатор, развившийся для дружбы или формирования племенных союзов, мог легко видоизменяться для ухаживаний.

Одновременное использование одних и тех же индикаторов приспособленности в сексуальном и несексуальном контексте стало причиной, по которой заведение друзей часто напоминает ухаживания. Перед потенциальным другом тоже хочется выставить себя в лучшем свете, подчеркнуть свои умения, преуменьшить недостатки, рассказать о своих приключениях, вложить энергию в общение. Это не означает, что у дружбы всегда есть сексуальный подтекст или что дружба поддерживается за счет сублимации полового влечения. Это означает всего лишь то, что одни и те же принципы саморекламы работают в обеих формах отношений. Если в ходе эволюции человека дружба давала важные преимущества для выживания и социальной жизни и если наши предки в вопросах дружбы были избирательны, то многие из наших индикаторов приспособленности могли развиться как для дружбы, так и для спаривания.

Одна из важнейших форм несексуальных отношений – это отношения между родителями и детьми. Дети часто соревнуются между собой, демонстрируя свою приспособленность родителям, старшим братьям и сестрам, другим старшим родственникам. Ребенок может прокричать: “Эй, пап, глянь-ка!” – и попытаться сделать что-то сложное для своего возраста и возможностей. На первый взгляд кажется странным, что детей это вообще занимает. Современные социальные нормы предписывают родителям любить своих детей безусловной любовью, независимо от их приспособленности или возможностей. Однако Африка эпохи плейстоцена не всегда допускала такую безоговорочную поддержку. Иногда наступали тяжелые времена. Так же как птицам часто приходится выбирать, какому птенцу дать червячка, а какого оставить голодным, родителям-гоминидам, вероятно, приходилось решать, сколько инвестировать в конкретного ребенка. Эволюционные психологи Мартин Дэйли и Марго Уилсон назвали это явление “дискриминационная родительская забота”. Родителям иногда приходится выбирать, кто из детей заслуживает заботы. Старшие дети часто имеют приоритет, так как они уже пережили рискованный период младенчества. Но родители могут чувствовать и уровень приспособленности ребенка, то есть его шансы на выживание и успешное размножение. Вложения в ребенка с очень низким уровнем приспособленности – это вложения в того, кто вряд ли сможет передать свои гены внукам. Плохо это или хорошо, но эволюция считает такое поведение неразумной тратой ресурсов и склоняет родителей к дискриминационному подходу. В любой культуре детей с физическими уродствами и серьезными психическими расстройствами гораздо чаще игнорируют, унижают, избивают и убивают родители.