Джеффри Миллер - Соблазняющий разум [Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы] [litres]

В современных обществах, построенных на рыночной экономике, люди во время ухаживаний придают большое значение индикаторам благосостояния. Это может быть вполне рационально, учитывая, как много товаров и услуг покупается за деньги и насколько деньги могут улучшить качество жизни. Как утверждал Торстейн Веблен еще 100 лет назад, современная культура в основе своей представляет систему показного потребления, в которой люди демонстрируют свое богатство, растрачивая его на предметы роскоши. На индикаторы благосостояния, как и на индикаторы приспособленности, действует принцип гандикапа, однако из-за этого их легко перепутать. Дэвид Басс собрал множество свидетельств того, что женщины в разных культурах предпочитают энергичных мужчин с высокими доходами и социальным статусом, большими амбициями и развитым интеллектом. Это противоречит взглядам части культурных антропологов, согласно которым брачные предпочтения людей в разных культурах непредсказуемо различаются. Басс интерпретировал свои данные как доказательство того, что женщины в ходе эволюции приспособились выбирать хороших добытчиков, способных содержать семью, приобретая и защищая ресурсы. Я безмерно уважаю эти данные, но не согласен с их интерпретацией.

Те черты, которые нравятся женщинам в мужчинах, несомненно, коррелируют со способностью обеспечивать материальные блага, однако также они коррелируют и с наследуемой приспособленностью. Если одни и те же признаки могут отражать одновременно и приспособленность, и благосостояние, это просто прекрасно. Проблема возникает, если пытаться проецировать идею индикаторов благосостояния на эпоху плейстоцена, когда не существовало денег, статус не подразумевал достатка и первобытные человеческие группы не оставались на одном месте так долго, чтобы накопить много ресурсов, а потом их защищать. Возможно, наши праматери предпочитали умных и энергичных мужчин из-за того, что те могли эффективнее охотиться и приносить детям больше мяса. Но все же я предполагаю, что куда более важным фактором было то, что дети таких мужчин, как правило, тоже были умными и энергичными и имели высокие шансы выжить и размножиться вне зависимости от того, оставался ли с ними отец. Иными словами, я думаю, что эволюционная психология при объяснении женских брачных предпочтений неоправданно большое значение придает ресурсам, которыми владеют мужчины, вместо того чтобы уделять внимание их приспособленности.

Помимо наследуемой приспособленности наиболее важное качество, которое могут отражать индикаторы, – это возраст. Очевидно, что возраст не наследуется: сорокалетняя женщина рожает девятимесячный плод, и то же самое получается у двадцатилетней. Тем не менее возраст очень сильно влияет на фертильность, особенно у женщин. Неполовозрелые девочки бесплодны. Девушки-подростки значительно менее фертильны, чем двадцатилетние женщины. Женская фертильность постепенно снижается после 30 лет, а после 40 резко падает. Женщины, у которых наступила менопауза, снова бесплодны. Изменение женской фертильности во времени – одна из данностей нашей жизни, и к ней адаптировались мужские системы выбора партнера. Молодость – очень важный признак фертильности.

Среди самцов гоминид наверняка были любители увлекательных отношений с мудрыми и состоявшимися шестидесятилетними самками. Однако если бы самцы поступали так и только так, у них не осталось бы потомков, которые унаследовали бы это предпочтение. Любой механизм выбора партнера, обеспечивающий предпочтение бесплодных особей фертильным, исчез бы за одно поколение. Так как с возрастом производство спермы у мужчин снижается медленнее, чем угасает репродуктивная функция у женщин, женщинам не нужно было уделять много внимания возрасту партнера как показателю его репродуктивного потенциала. Эта аргументация, предложенная Доном Саймонсом, Дэвидом Бассом и другими эволюционными психологами, объясняет универсальное кросс-культурное явление: мужчины обращают на возраст партнера больше внимания, чем женщины; мужчины обычно предпочитают партнеров моложе себя, а женщины – старше.

Однако самцы гоминид, вероятно, были не столь одержимы юностью партнерш, как мужчины земледельческих, скотоводческих и современных обществ. В большинстве культур, зафиксированных в письменной истории человечества, мужчины находились под социальным, правовым, экономическим и религиозным давлением, заставлявшим оставаться в моногамном браке всю жизнь. Чем моложе была невеста, тем больше детей могли завести супруги. Поэтому молодость была невероятно ценным призом, и мужчины соревновались за первенство в предъявлении прав на молодых женщин.

В плейстоцене молодость женщины, вероятно, была не так критична до тех пор, пока не страдала способность к зачатию. Если наши предки-гоминиды за свою жизнь несколько раз вступали в моногамные отношения средней длительности, то самцам не нужно было сильно придираться к возрасту самок. Если отношения с высокой вероятностью заканчивались лет через пять, как предполагает антрополог Хелен Фишер, то не имело особого значения, 10 или 30 лет осталось женщине до менопаузы.

В рамках репродуктивного периода возраст женщины отрицательно коррелирует с ее фертильностью. Однако в тяжелых условиях плейстоцена возраст должен был положительно коррелировать с наследуемой приспособленностью, так как менее приспособленные особи умирали еще в молодости. Любая женщина, сумевшая дожить до 35 лет и успешно вырастить нескольких детей, оставшись при этом физически и психологически привлекательной, с генетической точки зрения была более надежной партнершей для избирательного мужчины, чем неиспытанный подросток с недоказанной фертильностью. Самцы других приматов обычно избегают бездетных самок подросткового возраста, предпочитая им более взрослых и высокостатусных самок с потомством, которые уже продемонстрировали свою фертильность, способность к выживанию, социальный интеллект и навыки материнства.

Эволюционная психология располагает множеством свидетельств того, что мужчины в современных обществах предпочитают внешность примерно двадцатилетних женщин (относительно тех, кто старше или моложе). Но я полагаю, что это предпочтение могло усилиться экономическим и религиозным давлением, принуждавшим мужчин к моногамии со времени возникновения цивилизации. Это давление сделало поиск молодой невесты критичным для репродуктивного успеха мужчины.

Но важнее то, что слишком мало исследований посвящено зависимости привлекательности разума женщины от ее возраста. Можно предположить, что зрелые мужчины находят молодых женщин красивыми, но скучными, а женщин постарше – чуть менее привлекательными физически, но гораздо более интересными. Но все равно не стоит считать предпочтение “молодой” внешности менее важной адаптацией, чем предпочтение мудрости. Согласно данным, собранным Дугом Кенриком, мужчины постарше обычно выбирают в партнеры для долгосрочных отношений женщин, близких к ним по возрасту: если мужчине 35, он скорее предпочтет тридцатипятилетнюю, чем двадцатилетнюю. Возможно, это связано с тем, что женщины за 30, как правило, более глубокие и многогранные люди, которые демонстрируют умственные аспекты своей приспособленности богатейшим арсеналом средств, что сильно повышает точность оценки потенциального партнера. Эволюционная психология справедливо придает большое значение интересу мужчин к юным женским телам, но я думаю, что не меньшего внимания заслуживает романтический интерес, который пробуждает у представителей обоих полов зрелый, искушенный ум.